Потом мы пытались отойти от старых привычек и делать более современную музыку, но наш вокалист на длительное время уехал в Индию, чтобы танцевать там на рейвах.
Когда он вернулся, то никак не мог подступиться к нашим идеям. Мы уже сочинили несколько песен с текстами, и в качестве эксперимента я спел их, чтобы увидеть, насколько это совместимо. Но нашему вокалисту это не понравилось, потому что он был не в состоянии воспринимать песню, если ее пел я. Теперь для него ближе стал стиль техно. Но мы уже не хотели играть старую панк-музыку. К тому же у нас не было ни малейшего представления о техно. Хотя мы все еще хорошо понимали друг друга, мы почувствовали, что больше не сможем создавать вместе новые песни, и решили дать концерт лишь для того, чтобы заработать немного денег.
Если вы не можете вместе писать новые песни, то вы практически умерли как группа. Это прискорбно, но по-другому не бывает. Поэтому у меня появилось немного больше времени для других увлечений. Безусловно, это касалось автомобилей. Есть люди, для которых автомобиль является лишь средством передвижения. Главное, чтобы он работал. Я не могу понять такого, для меня автомобиль – это чистейшие эмоции, заключенные в платье из металла. Это в своем роде полное жизни существо, у каждого из них есть присущий только ему запах и своя история. Меня не интересует футбол, хотя это чисто мужская штука. Так что я могу понять людей, которые не любят автомобили так, как люблю их я. Каждый находит что-то свое.
Моя слабость к автомобилям, безусловно, берет начало в детстве. Ведь интерес к автомобилям охватил меня в очень раннем возрасте. У моего отца был Dixi DA1
[29], который выглядел как старая машина из детской книги, и в то время он был как сейчас новый или старый Golf I. Trabant тогда еще не изобрели, а позже он стал так же хорош, как и недоступен по цене. Так что мой отец купил довоенный автомобиль за 800 марок. На нём мы всей семьей поехали из Берлина в Геру
[30]. Это была безупречная машина. А еще это был кабриолет, и когда нам становилось холодно, отец раскладывал оконные стекла в сторону и поднимал крышу. Стекла были обычные, невыпуклые. Когда одно из них разбилось, отец стеклорезом вырезал другое. Я уже не помню, как мы тогда вернулись, вероятно, я уже спал, но до того как я заснул, путешествие было великолепным и захватывающим.
В то время по шоссе ездили лишь единичные автомобили, и я ужасно радовался, если они нам встречались. А еще у нас были приготовленные заранее бутерброды.
У моего дяди в Гере был IFA F8
[31], который мне тоже очень нравился. На заднем сиденье было уютно, как на диване. В один прекрасный день мой отец оставил Dixi, и он потом только стоял в гараже. Так что с тех пор у нас не было машины. В отпуск мы ехали на поезде, а к огороду – на электричке.
В выходные дни электричка зачастую была настолько переполнена людьми, что мы едва в нее влезали. Когда мы ехали к нашему огороду, маршрут проходил через коммунальные поля аэрации под Берлином, и если в летнее время поезд там еще и останавливался, то в купе так зверски пахло испражнениями, что нам становилось плохо от этого зловония. Отец всегда брал с собой кастрюлю с крышкой на тот случай, если кого-то из нас начнет рвать. Тогда я ничего не желал более страстно, чем автомобиль. Нам, детям, говорили, что мы не должны так себя вести, потому что это драгоценное дерьмо жителей Западного Берлина. По-видимому, в Западном Берлине не было места для полей аэрации, а ГДР нуждалась в иностранной валюте.
Иногда нас возили на машине друзья родителей. У одного из них был Wartburg, и мне он казался совершенно потрясающим, а у другого Dacia, которая была тоже весьма хороша, с сиденьями из искусственной кожи, на мой вкус, они пахли Западом. Часто случалось ездить на автомобилях Trabant, но мне они совсем не нравились, потому что издавали вымученный звук, и именно Trabant имел особый, специфический запах. Так же, как валютный магазин пахнет всегда только валютным магазином, запах Trabant всегда ассоциировался у меня с нищетой и обывательщиной. Несмотря на то, что Trabant был очень дорогим, его детали делали из прессованного картона. Позже я всегда хотел ездить только на машине с четырехтактным двигателем.
Но для начала мне требовались водительские права. На первом году обучения у меня была возможность бесплатно получить права на вождение грузовика, как имеющие отношение к военной организации, но я отказался, потому что не хотел иметь ничего общего с армией. Ведь эти права были предназначены для молодых людей, помышлявших о карьере военного водителя. Спустя шесть недель мои сокурсники получали водительские удостоверения, пусть даже для грузовиков, а я наблюдал за этим и злился.
После своего восемнадцатого дня рождения я подал заявление в обычную автошколу. Во всем Берлине их было только три штуки, и очень много людей ожидали своей очереди, чтобы попасть в автошколу.
Ожидание заняло пять лет. Пять лет, на протяжении которых я мог злиться на свою глупость. А еще отец от всего сердца предложил зарегистрировать на меня автомобиль, потому что через двенадцать лет определенно найдется кто-то, кто у меня его заберет, и я буду иметь возможность его не оплачивать. Он сам с такого незамысловатого трюка выручил несколько тысяч марок. И я снова расстроился из-за того, что пройдет так много времени. Это было глупо, но фактически я даже не успел дождаться, потому что в стране уже начинались перемены. Хотя в то время я не мог знать об этом, но постоянно находился в дурацком ожидании.
Прошло немало времени после окончания учебы, прежде чем я получил письмо о том, что могу начать занятия в автошколе. Лично для меня получение водительских прав оказалось довольно простым, потому что тогда улицы ГДР были пустыми, а парковочные места – огромными. Я учился на автомобиле Wartburg, которым было легко управлять, несмотря на то что он был с двухтактным двигателем. Тогда мне никто не мог сказать точно, сколько чаевых надо дать инструктору по вождению, и я на всякий случай за каждый час платил ему вдвойне. Вероятно, благодаря этому у меня не возникло проблем на экзамене по вождению.
Наконец-то я мог разъезжать по улицам, и теперь мне срочно был нужен автомобиль. Я действовал на нервы всем своим знакомым, потому что постоянно спрашивал их, не могли бы они как-нибудь дать мне свой автомобиль. Наш вокалист, у которого был широкий круг знакомств, привез меня к человеку, который выглядел как злодей из детской книжки. За пятьсот марок он продал мне красный «Запорожец». Он был произведен по российской лицензии марки NSU Prinz, и в народе назывался «T34 Sport», потому что был произведен из несоразмерно толстого листового металла и был не менее шумным, чем танк.
Только раз я доехал на «Запорожце» до Broiler-Stube на Пренцлауэр-аллее и обратно. С двигателем было не все в порядке. Уже тогда из выхлопной трубы потекло масло. С одним моим приятелем, который как раз обучался на автослесаря, мы разобрали двигатель, разложив все его детали на тротуаре. Я никогда не думал, что их может быть так много и как все это сложно. Едва мы снова его собрали, как проходивший по улице незнакомый человек захотел его у меня купить. На самом деле я хотел оставить автомобиль себе, но мне всегда очень сложно сказать «нет», если ко мне обращаются напрямую. К тому же я был горд тем, что у меня есть что-то достаточно интересное, чтобы кто-то захотел это купить. В любом случае я продал ему свой автомобиль. Я даже уступил ему в цене, вероятно желая показаться приятным.
