Книга Мальчики да девочки, страница 55. Автор книги Елена Колина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Мальчики да девочки»

Cтраница 55

Из дальнейшего увлечения психоанализом вышла ссора, не такая, как бывала обычно, громкая и веселая, со слезами и взываниями к Фаине, а настоящая, с обидой, такой, что несколько дней не разговаривали.

Леничка пытался выявить подсознательное при помощи метода свободных ассоциаций. Метод заключался в следующем: Леничка называл какое-нибудь слово, а испытуемый должен был ответить любым словом, которое приходило ему в голову, и главное – не задумываться.

– Женщина.

– Мужчина, – отвечала Ася.

– Мать.

– Ребенок, – отвечала Дина.

– Болезнь.

– Доктор, – простодушно отвечал Павел.

– Какие вы примитивные, у вас, кажется, вообще отсутствует подсознание, – злился Леничка. – Давайте еще раз попробуем... Вот вам слово – поэзия.

– Поэзия – любовь, – застенчиво прошептала Ася.

– Учитель.

– Учитель – любовь, – решительно сказала Дина.

– Ну, а теперь... любовь, – быстро произнес Леничка, – любовь.

– Замуж, – хором ответили сестры.

И тут, обрадованный своим научным успехом, Леничка возьми и ляпни:

– Наш эксперимент показывает, что для Аси поэзия, а для Дины работа в школе – типичный случай сублимации. Сублимация – это перевод сексуальной энергии в другие виды деятельности. Подсознательно вы обе стремитесь только к любви и замужеству.

Эксперимент с подсознанием происходил при Павле, и сестры растерялись совершенно одинаково: Ася мучительно покраснела и уткнулась взглядом в Дину, а Дина мучительно покраснела и уткнулась взглядом в Асю.

Леничке пришлось просить прощения, объяснять, что, увлекшись наукой, он нечаянно попал в больное, и от этого вышло еще более неловко...

После этого случая на Надеждинской больше о психоанализе не говорили, как в доме повешенного не говорят о веревке. Но Леничку этот бойкот психоанализу не огорчил – ведь все эти игры с подсознанием были всего лишь светской забавой, а он теперь занимался психоанализом всерьез, изучал Фрейда, и нашел себе в Психоневрологическом институте таких же помешанных на психоанализе единомышленников.


Домашний Ромео, Павел Певцов тоже попытался принести в дом «интересное» – оказывается, где-то в средней России живет чудо-садовник Мичурин, выращивает яблоки на вишнях и вишни на яблоках. Если в вирусах никто не разбирался и поэтому в них можно было поверить, то уж в яблоки на вишне не поверил никто. Вечер, посвященный чудо-садовнику, превратился в хохот, фантазировали, придумывали, что на чем можно выращивать, звучали самые чудовищные предположения – помидоры на сливовом дереве, клубнику на елке... Все веселились, а Павел смущенно оправдывался за то, что имел глупость поверить в такую нелепость.

Павел стал еще ближе к дому, и все это выглядело уже совсем по-семейному. Он никогда не приходил с пустыми руками, приносил то селедку, то коробку спичек, то фунт хлеба. И даже в налаженном хозяйстве Мирона Давидовича он оказался полезным: помогал заготавливать дрова к следующей зиме, сделал в комнате девочек новую печку. Сама буржуйка была та же, но Павел соорудил сложную систему коленообразных труб, и теперь нужно было совсем немного дров, чтобы раскаленные трубы подолгу сохраняли тепло.

Павел с Леничкой ловили багром плывущие по Фонтанке шпалы и бревна, приносили домой, кто-то из девочек спускался вниз и дежурил, чтобы не украли, а мужчины носили наверх. Бревна сушили в гостиной, а потом пилили, положив на столик маркетри, как на козлы. Леничка ни за что не справился бы один, без Павла, не потому, что был ленив, ему бы и в голову не пришло – дрова, да еще в запас... Так что домашний Ромео вносил в жизнь семьи значительный вклад, и здесь не так важны были селедки, печка и дрова, как уверенное спокойствие, которое исходило от его крупной фигуры, не красивого, но хорошего лица, глубинного равнодушия к «интересному» и приверженности к простому.

Все на Надеждинской было как прежде, и даже прибавилось – психоанализа, вирусов, яблок на вишне, влюбленностей, романов, но атмосфера в доме неуловимо переменилась. Это не была прежняя семья, где цвела любовь, где все друг друга разыскивали и не мыслили своей жизни без ежеминутной нежности. В доме больше уже не слышно было «а где Ася?», «а где Дина?».

Последствия ночного разговора сестер были неожиданные... или ожиданные?.. В общем, последствия того ночного разговора БЫЛИ... Оказалось, что ночная откровенность днем выглядит совсем иначе – ненужной, стыдной, и тот выплеск эмоций, признания, которые сестры позволили себе ночью, привели к тому, что днем между ними стали возможны только стеснение и неловкость...

Сначала Дина, входя в дом, по-прежнему с порога кричала: «А где Ася?» Ася послушно появлялась на ее крик, но была с Диной необычно холодна – не обнимала ее, не гладила, не называла Динулей.

Бедная Дина страдала ужасно. Прикосновения всегда были для нее едва ли не самой важной частью отношений, и теперь она смотрела на сестру, как растерянный щенок, не понимающий, за что его наказали, спрашивала недоуменно: «Ася, ты что, больше меня не любишь?» Ася отвечала: «Не говори глупости, конечно, люблю». Дина, разулыбавшись, бросалась ее целовать, но Ася незаметно отстранялась. И Дина перестала спрашивать «а где Ася?», но страдать не перестала.

Ася и сама мучалась, и больше всего от изменившейся себя – невыносимо. Утешая той ночью Дину, она не то чтобы намеренно делала красивый жест, благородно «уступая» ей Павла, но... да, если быть честной, это был красивый жест. На самом деле Ася была совершенно уверена в том, что Павел УЖЕ принадлежит ей. Доктор Певцов не признавался ей в любви, не ласкал ее робкими взглядами, не подстерегал ее в коридоре со страстными поцелуями, и ни с какими не подстерегал, и вообще, положа руку на сердце, никак официально не обозначил своих чувств, но Ася ЗНАЛА. Не потому, что он об этом сказал, а потому, что она красавица и по-другому не может быть.

После Дининых признаний в любви к ее любимому Ася ничуть не разуверилась в любви Павла к ней, – да и почему бы ей разувериться?.. Лучше бы, конечно, Дина безответно влюбилась в кого-то другого, – бедная Дина нарушала ее счастье своим несчастьем, но Ася была готова всем сердцем жалеть сестру, но...Но Дина, Дина!.. Это же просто немыслимо, нелепо, уму непостижимо, что она вытворяет!.. Она же ничего не понимает! Не понимает, что должна быть несчастна, что Павел свой выбор сделал. Дина ведет себя так, как будто у Павла есть ВЫБОР, неуклюже кокетничает, присаживается рядом, улыбается, рассказывает ему о чем-то, как будто специально не замечая, что нет никакого любовного треугольника, а есть «третий лишний»...

Ася сознавала, что Дину нужно еще больше пожалеть за наивность, за слепоту, за то, что та действует как неуклюжий плюшевый медведь в кукольном домике, который, не замечая переполоха, весело усаживается на головы изящных куколок. Она стыдилась своего невеликодушия, но ничего не могла с собой поделать, – сестра стала ей физически неприятна. Дина всегда была для нее тем же, что и она сама, а теперь вдруг стала чужим, отдельным от нее существом, и она никак не могла обнять ее, прижать к себе, погладить.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация