А. Куликов, саундчек, первый сольный концерт группы, Вологда, сентябрь 2014 г.
Александр Леонтьев:
У Ансси такая методика – не объяснять тебе как, чего и где поправить. Он может терпеливо часами сидеть и ждать, когда ты сам достигнешь нужного результата. Ты пишешь, пока не получится. Допустим, сорок минут я пишу один и тот же рифф, охлаждая руку о стоящий рядом огромный кассетный магнитофон в металлическом корпусе, а Ансси с грустной улыбкой говорит: я скажу, когда будет хорошо. Я, конечно, не суперспец, но замечаю ему, что сыграно все ровно – ровнее некуда, правильно и вкусно. Он в ответ: «А мне не надо ровно – мне надо, чтобы ты был в груве с барабанщиком. Когда ты так сыграешь, я тебе скажу».
Рано или поздно этот момент наступает, и Ансси тебе говорит: «О, отлично – переходим к следующему риффу». А ты уже натурально падаешь со стула. Злишься, не понимаешь, чего от тебя хотят. Но это дает свой результат. У Ансси такая методика, по которой он работает уже больше 20 лет, поэтому ему можно доверять. У него писалась куча довольно крутых людей, и вообще в Финляндии с гитарным роком все хорошо. Мы за этим и поехали.
В конце концов, Ансси нам сказал, что мы прошли азы школы рока и главное наше достижение в том, что в процессе записи мы не стали лучше играть. Но мы, дескать, сейчас вернемся в Питер, начнем репетировать новый альбом перед туром и поймем очень остро и правильно, что совершенно не умеем играть. С этого и начнется наше выздоровление. Именно поэтому при таком подходе какие-нибудь «фирмачи» играют на фестивале на том же аппарате, что и все, но вдруг у них все начинает звучать. Теперь я понимаю, как это делается. Люди живут и существуют на другом уровне ответственности.
Экстремальный мастер-класс от Ансси для «Северного Флота» даром не прошел. Сегодня достаточно посетить любой их концерт, чтобы лично убедиться: на данный момент это одна из самых убедительно звучащих групп в нашей стране. Дело не в самом крутом звукорежиссере и не каких-то сверхдорогих инструментах, а в драйве, который ощутим на любой площадке.
Александр Леонтьев:
Лестно, когда в провинциальных городах местные промоутеры или охранники подходят после концертов и говорят: «Честно говоря, даже не думал, что в нашем клубе может быть такой звук». А это как раз результаты метода проб и ошибок плюс заслуга Ансси.
Помимо ноу-хау с хоровыми подпевками Ансси Киппо повлиял и на специфику гитарного звука альбома.
Александр Леонтьев:
Специалисты меня поймут. В гитарном звуке всегда есть баланс. Либо ты добавляешь гейна побольше, и тебе проще все это сыграть, потому что звучит все это более чисто, но в то же время менее читабельно. Либо гейн ты убираешь. Все это гораздо сложнее играть, любая ошибка тебе не прощается. «Мизантропия» сыграна на минимальнейшем уровне гейна. Если его еще чуть-чуть убрать, будет чистый звук.
При этом писали накладками. Один и тот же рифф записываешь с Ансси, а потом пишешь к нему еще и накладку. При этом у него такая методика, что треки он не режет, поэтому ты всю песню должен сыграть от начала и до конца – и потом добавить еще одну партию, чтобы звучало мощнее. Но главное, что Ансси привнес в альбом цельный, не прощающий ничего бескомпромиссный подход. Нам он просто сказал: «Если вы пишетесь со мной, то должны получить мой результат, а он достигается вот так».
Павел Сажинов:
В результате, когда это все собралось, каждая песня реально дышала и была прямо какой-то живой. Я много кому рассказывал, что у себя в плеере могу включить какой-нибудь Muse, потом «Каждую ночь» из «Мизантропии», а потом какую-то западную музыку. По ощущениям, я не слышу разницы. В «Мизантропии» я не слышу «совка». Я редко от каких наших коллективов ловлю подобное ощущение. Например, это есть у Земфиры. Когда мы писались на «Добролете» и делали все, как нам хотелось, все равно ставишь западную группу, а после нее «Король и Шут», все равно слышно, что русская запись.
Скажем, Ансси спрашивает, какой тут нужен перегруз? Ему говоришь, он отвечает: «А, хорошо, все, я готов!» На русской студии это было бы: «Джж-джж-джж, не, погоди еще чуть-чуть. Джжжжжж… А может, микрофон поставить?» Ансси ничего не двигает. Не извлекая звуков, он ставит ручки в определенное положение, и человек начинает играть именно то, что было нужно. Когда нам понадобился гитарный lo-fi, как на старых пластинках, Ансси заявил, что у него есть для этого специальное радио. Гитара просто включается в старое радио, и в результате получается искомый саунд. Ему нужно ЧТО, а КАК – он уже знает. Недаром Ансси указан у нас на диске как со-аранжировщик, потому что он предложил много интересных идей, до которых мы бы сами не додумались, потому что у нас нет багажа западной звукозаписи.
Яков Цвиркунов:
Ансси нас научил многим тонкостям, которые мы используем до сих пор. Например, он объяснил, что, когда бас играет быстро, под двойные бочки, это создает кашу. Бас надо писать в два раза реже – четвертями вместо восьмых. На слух это не слышно, а басист играет ровно вполовину меньше. Таких приемов он показывал десятки. Сначала ты не поверишь, пока не услышишь сам.
Если абстрагироваться от музыкальной составляющей альбома, то в плане текстов можно тоже увидеть много примечательного. В нескольких из них особый акцент сделан на притяжательные местоимения. В «Поднимая знамя» например, слово «моя» вообще идет отдельной строкой:
Так медленно сползает Капля крови, Теплая и темная, Моя.
Когда мир идет на тебя войной, тебе остается не так уж много, но ты стараешься сжать кулак покрепче, чтобы у тебя это никто не отнял:
Александр Леонтьев:
Все мы в чем-то эгоисты и эгоцентристы. Я этого не стесняюсь и это признаю. Я эгоист не в том плане, что мне лично должно быть хорошо, и не в плане себялюбия, что я, дескать, круче других. Я просто придерживаюсь антропоцентрической модели, причем «антропо» – это один-единственный человек, ты сам. Потому что мир и все вокруг, что ты видишь и чувствуешь, есть всего лишь совокупность твоих ощущений и пониманий. Закрылись твои глаза – мира больше нет. Он существует где-то в параллельной реальности дальше, но без тебя он отсутствует, потому что ты не видишь, не осязаешь, не понимаешь. Ты умер – и мир кончился.
Поэтому я и говорю, что жизнь человеческая – это самое ценное, а каждая смерть – смерть огромного мира. Нашего мира глазами какого-то человека. Поэтому иногда, когда я пишу, я стараюсь проникнуть более наглядно, вкрадчиво, в самую душу. Соответственно, я не могу без местоимений «твое», «ты», «я», «мое». Все должно быть максимально лично. В этом плане меня просто бытописание или истории от третьего лица не привлекают, потому что это не дает эффекта присутствия в какой-то ситуации.
