— Привыкай к нам, сестрица, мы парни горячие!
Котя только глядела прямо перед собой, она не замечала в кромешном мраке, куда ее везут. А Вхаро, сидящий рядом с возницей, как будто видел сквозь темноту.
«К кому я попала? За что? За что? За что?!» — только тихо всхлипывала Котя. И красивые картины листопадной осени с образами смерти отступали куда-то далеко, она ощущала себя не сакральной жертвой, а чем-то более неприглядным — разорванной мертвой тушей, истерзанной, никому не нужной. Постепенно к ней возвращался образ первого убийства, и от того мутило. Но она бы без колебаний нанесла разящий удар каждому налетчику, если бы у нее хватило сил.
Жаль, мечты о возмездии слишком часто оставались лишь мечтами, слишком многие так и пропадали в лесах. И не приходили к ним в заступничество добрые духи. Котя не могла считать себя какой-то особенной или избранной для их великой милости.
Но она не собиралась сдаваться. Другая девушка давно бы лишилась чувств, Котя же сидела и мужественно сжимала онемевшие кулаки за спиной. Она давила слезы и томящийся в груди крик, рассматривая несущийся навстречу лес, безрезультатно силясь запомнить дорогу. И даже зубы не стучали, разве только от холода: в суматохе с нее слетел и теплый платок, и женский убор. По плечам только метались две косы, за которые временами с силой дергали разбойники. Похоже, их это забавляло. Они наслаждались удачной добычей, уже примеряясь к сундучку с приданым.
— Золота у них нет. Проверим, что у них есть, — жадно хохотали они.
— Дележка по моему приказу! И только по моему, олухи, — гаркнул на них Вхаро.
От его голоса все притихли, а Котя и вовсе сжалась.
— О, так ему невесту везли, — дотрагиваясь до двух кос, вдруг заключил разбойник, переводя тему нехитрого разговора.
— Для чего, думаешь, мы засаду делали? Дурень, Хаос тебя возьми, вечно не слушаешь, — смеялись его приятели.
В скором времени они достигли лесной стоянки — укрепленной землянки в окружении редкого частокола. Котю бросили плашмя на вытащенную из саней шкуру. И при этом завязали рот обрывком ткани, наверное, опасаясь, что она закричит. Непримиримая пленница еще пыталась лягнуть врагов, за что получила ощутимый удар по голове, на некоторое время выбивший из нее дух.
Когда она очнулась, разбойники уже развели костер и жарили мясо, негромко переговариваясь и рассматривая добычу, вытащенную из саней. Вскоре кто-то заметил шевеление пленницы. Тут же Вхаро довольно скривился:
— Хороша девка. Крепкая. Должна всех нас выдержать.
— Так давай ее сюда, — воодушевленно гикнули разбойники.
И Котя почувствовала, что ее нутро сворачивается тугим узлом и цепенеет, отзываясь невыносимым отвращением. Теперь она в полной мере осознала, что с ней намерены сделать разбойники. От них не удалось бы откупиться, а в далеком лесном остроге не нашлось бы никакой подмоги. Котя судорожно поискала глазами выбитые у нее ножи — они бы пригодились. С их помощью, она бы перерезала веревки, попыталась снова сбежать. А если бы догнали — заколола бы себя, как в страшных старых сказаниях. Только в легендах никто не чует жуткий запах немытых тел, не слышит во всех подробностях мерзких разговоров.
— А через недельку отправим к муженьку. Вот уж «невеста» придет Игору Щелезубому. Думал, мы не найдем, как отомстить ему? — перебрасывались фразами разбойники.
— Да-да, зато наученная всему! Будет нас вспоминать на ложе с ним, — заливался лающим хохотом ватажник.
— Сначала поедим и добычу разделим. Девка никуда не денется, — мрачно оборвал его Вхаро, отделяя ножом куски жареного мяса. — А если понравится, так и не через неделю.
— Что, Вхаро, себе оставить хочешь?
— Может, и оставлю. Но вы-то ничего не потеряете! Все мое — ваше, — отзывался главарь, скаля клыки.
— Это верно, брат!
На какое-то время они погрузились в жадное поедание мяса. Котя тоже проголодалась за тяжелый день, но нараставшее смятение мешало это понять. Ее лишь мучила жажда, она кусала снег, насколько позволяла ненужная тряпица, режущая края рта. Приходилось до боли упираться гудящей головой в твердую землю, увитую переплетениями корней — лишь бы не разрыдаться. Любой стон или плач послужил бы для разбойников верным сигналом. Ведь им так нравилось терзать и мучить беспомощных созданий.
— Давай жребий, что ли, тянуть, кто первый попробует. Передеремся же. Девка-то, небось, непорченая еще, — предложил разбойник.
— Жребий? — угрожающе глянул на него страшный предводитель.
— Вхаро, понятно, первый, ты же главарь, — тут же выставил перед собой руки ватажник, с испугом улыбнувшись.
— Почитай, кто первый будет, тот и ее «муженек», — усмехнулся другой.
И они снова взорвались гадостным хохотом, от которого Котя зажмурилась, желая закрыть уши. Она с огромным трудом боролась с тошнотой и прошибающим насквозь нервным кашлем.
— Кто их, девок, поймет, — завел рассказец какой-то разбойник. — Знавал я одну в молодости: все-то строила недотрогу. Красивая девка была, плечи ровные, зубы белые, груди большие, — он даже изобразил руками фигуру, начертив ее по воздуху. — Ну, так я всегда был парень не промах, подкараулил ее у сарая как-то вечером, зажал там. Думал, первым буду, она вроде как и не сопротивлялась. А у нее там… Колодец, словом. Тьфу, может, даже женился бы, если бы не зажал!
— Вот бы тебе сюрприз был, — снова рассмеялись лиходеи, жадно чавкая кусками жареной оленины.
— Так и придушил ее — и в лес. Вот с того дня я и понял: сначала пробуй, потом женись, — отозвался разбойник, жутко довольный своей убогой остротой. — А лучше не женись вообще, если можно пробовать так.
И они снова взорвались отвратительным гоготом. От каждого их слова Котю все больше мутило, она закрывала глаза, чтобы не зареветь. Она сильная, она же сильная — так она сказала себе в деревне. Ох, а раньше-то главной ее бедой казалась старшая жена. Кто же ведал, что все познается в таком страшном сравнении.
— Эй, ты, — вдруг обратился к ней Вхаро, — поешь, что ли, а то загнешься еще.
Он подошел к ней и развязал рот, а когда она не смогла откусить и кусочка, крупный палец главаря протолкнул мясо, едва не ломая передние зубы. Котя только глухо охнула, заставляя себя работать занемевшими на холоде челюстями. Жесткая оленина не лезла в горло, но под пристальным взглядом Вхаро делалось слишком страшно.
— Ты нам живая нужна. С мертвыми пусть чудища Хаоса развлекаются, — заметил один из разбойников, который выглядел старше остальных. К тому же на нем лежала печать какой-то изможденности: под глазами наливались алые мешки, а все лицо покрывали шрамы и рытвины.
— Что? Правда развлекаются? — заинтересовались разбойники и временно оставили в покое Котю.
Она выплюнула оленину и вновь схватила чистый снег, холодящий горло. Потом главарь снова завязал ей рот.
