— А ты еще не догадалась? — отозвался собеседник. — Если быть точным, мое имя: Дальред Вен Аур.
— Дальред — это имя рода? — предположила Котя. У нее-то осталось только единственное имя Юлкотена, а имя рода отец унес вниз по реке за Пустынь Теней и Круглое Море.
— Нет, просто мне так понравилось, — отвечал зверь. — У нас не принято давать имена, мы их сами выбираем.
Голос его лился бархатистой и приятной мелодией, будто он мурлыкал. Не хотелось двигаться и уходить от спасительного тепла.
— Значит, и родителей у вас нет? — спрашивала Котя с интересом.
Временами ее мучил вопрос, что существует по ту сторону Барьера, по каким законам там живут. И вот представился случай узнать, а Вен Аур оказался словоохотлив.
— Наоборот! Это у вас детей порой бросают, у нас — никогда.
«Что творится, духи милосердные, я же говорю с созданием Хаоса! И о чем? О бытовых мелочах?» — поймала себя на мысли Котя.
— Правда, мои родители явно не в восторге от того, что я сделал, — виновато, как напроказничавший мальчишка, продолжил Вен Аур. — Одно хорошо — в Хаосе никто не имеет права ограничивать твою свободу.
— Что же ты сделал? — невольно улыбнулась ему Котя.
Ее новый знакомый слишком уж потешно опустил голову на лапы, будто пес, который украл охотничью добычу у хозяина.
— Сбежал за Барьер, как видишь. Думал посмотреть ваш мир, — отозвался Вен Аур и вновь улыбнулся.
Хотя показалось, что он не договаривает, стремясь утаить что-то важное. Простое любопытство — даже для создания Хаоса — слишком слабый мотив, чтобы рисковать собой и пробираться в незнакомый мир. Самые отважные путешественники не посмели бы заглянуть за границу Хаоса лишь затем, чтобы узреть неведомые чудеса.
— И только для этого? — недовольно ответила Котя. — На что тут смотреть… Живем, охотимся, землю пашем. На что еще смотреть в Ветвичах?
Ей не нравилось, когда ее обманывают, к тому же она не замечала ничего интересного в своем простом неприветливом мире. Елки как елки, звери как звери — ничего необычного, все на своих местах.
— Это для тебя все привычно, а для меня все ново. Да ты сама, верно, не выходила дальше околицы, и еще учишь.
— Выходила! — запротестовала Котя. — Иногда. Я охотилась! На кроликов.
Тут она поняла, как по-детски прозвучали ее слова, и заметила, что Вен Аур улыбнулся, а потом засмеялся, но вздрогнул, видимо, боль в боку вернулась.
— Болит?
— Нет, — конечно же, не признавался он.
«Упрямый мальчишка!» — подумала Котя, но тут же удивилась, почему воспринимает зверя как человека, почему непринужденно разговаривает с ним, а временами и краснеет от его слов, то смущаясь, то гневаясь и переживая.
Между тем, рассвет уже достаточно озарил лес, еще громче заговорили птицы, у края поляны промелькнула тень деловитой лисицы, ищущей мышиные норки. Пища требовалась всем, и Котя поняла, что тоже голодна. Но в зимнем лесу не найти ягод или плодов. Если бы Вен Аур поймал кролика или белку, ее бы не удалось изжарить. Для разведения костра не оказалось инструмента.
— Мне надо выбираться из леса, — проговорила растерянно Котя, поднимаясь на ноги.
Затекшие колени ныли, во всем теле разливалась ломота. Как ни странно, уходить от Вен Аура не хотелось, она бы еще долго могла говорить с ним о разных пустяках, будто знала его всю жизнь. Как будто неуловимая песня всегда вела к нему, лишь рядом с ним наступало умиротворение.
Когда она впервые услышала этот зов? Кажется, в тот год, когда вышла из поры отрочества и расцвела. Тогда еще мать обещала, что скоро обязательно подыщет ей хорошего жениха, тогда они обе еще на что-то надеялись. Не сбылось. Пусть стараниями и происками старших жен, но мать все-таки предала, не настояла на своем тогда. Они все вместе убили веру Коти в возможность счастливого соединения любящих сердец. Теперь ее посетила ненормальная идея остаться с диким зверем и жить в лесу. Она бы научилась. Но Котя тут же отмахнулась от нее, как от очередного глупого наваждения.
— Оставайся со мной, девица. Весь мир посмотришь, — точно по-настоящему читая мысли, предложил Вен Аур, хитро щурясь. Он встал на лапы, отчего неумело стянутая повязка соскользнула с его тела, но из-под нее уже не потекла кровь.
— Не живет человек с лесным зверем! — твердо отозвалась Котя, гордо вскидывая голову.
— Куда же пойдешь ты?
А этот вопрос опрокидывал и оглушал, она и сама не представляла, как ей теперь поступить. И Вен Аур как будто намеренно усугублял ее смятение. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности, от него исходило тепло. К тому же он оказался первым за много лет, кто охотно разговаривал с ней, спрашивал, интересовался ее планами. Словом, считал человеком, а не безмолвной вещью в избе вроде ухвата или кочерги.
Конечно, мать тоже любила ее, но этим и ограничивался доселе ее мир. Девушки и парни ее возраста в деревне уходили от нее, отшатывались, как от больной. Добрые родители крепко вбили им в головы, что от «иной» они наберутся только дурного. Сначала маленькая Котя плакала и не понимала, почему дети не играют с ней. Ведь когда отец еще не ушел, она носилась в своей детской рубашонке вместе со всеми. И вдруг все изменилось! Вскоре она смирилась, а на попытки соседских мальчишек задирать ее отвечала метко брошенными камнями да палками, за что заслужила прозвище «злюка-змеюка». Выходит, она и правда всю жизнь хранила осколок Хаоса, тягу к нему, раз уютнее всего оказалось с безназванным созданием.
— Я не знаю, — после долгого нерешительного молчания ответила она. — Если вернусь домой, то за отчимом приедут наемники моего жениха. А жених…
— Ты любишь его? — казалось, тревожно вскинул голову Вен Аур. Он будто ревновал, но ведь животным не заключать браков с людьми, даже самым красивым и добрым.
— Люблю? — скривилась Котя. — Я его никогда не видела! Я даже имени его толком не знаю! Меня отчим проиграл в недобрых забавах под дурман-травой. Отправили через лес в уплату долга.
Голос ее надломился; когда она рассказала об всем сама, то еще острее почувствовала безобразную несправедливость. И не находилось от нее спасения, только остаться на поляне в лесу, отрастить клыки и когти да самой обратиться в зверя.
— И после этого ты хочешь вернуться к людям? — поразился Вен Аур, шерсть его гневно топорщилась. Похоже, он презирал человеческий род.
— В лесу я остаться не могу, — обреченно ответила Котя.
— С вами всегда так. Всегда создаете себе запреты, — тряхнул по-собачьи головой зверь.
— Да я просто с голоду умру! — отмахнулась Котя, неуверенно сжимая кулаки: — А возвращаться… Никуда не хочу. Ни домой, ни к жениху.
— Голод не помеха, когда ты со мной! — подскочил Вен Аур и завилял хвостом.
Котя пыталась понять: у кошек это означало волнение или неудовольствие, у собак же, напротив, веселье. Кажется, в этой повадке новый знакомый напоминал именно собак, потому что он резво кинулся на край опушки, оставляя на какое-то время растерянную спутницу в одиночестве.
