Вторая же появилась, когда все думали, что первая больше не родит детей. Но тощая болезненная женщина произвела на свет только двух дочерей, которые к тому же переболели в младенчестве какой-то пакостной хворью, едва не умерев и оставшись несчастными дурочками. Зато первая жена в то время с гордостью показывала всем свой живот и через положенный срок родила здоровых мальчиков-близнецов.
Котя подсчитывала, что рябым несуразным девочкам уже исполнилось четырнадцать весен — через год и жениха пора искать. Значит, и ее ждала подобная участь, но еще не очень скоро. Пусть и наступала скоро ее восемнадцатая весна, приемную дочь не выдали бы раньше родных, в деревне ее уже считали почти перестаркой. Но Коте это не претило, она даже радовалась, ведь хотя бы ночью ее никто не трогал. Не скоро, еще не скоро — от этой мысли в тот вечер удалось успокоиться и заснуть.
А всего через пару дней мать вбежала на двор с лихорадочно горящими глазами. Дочь испугалась, что ту хватил удар или преследует злой дух из леса.
— Котя! Котя, доченька!
— Что с тобой? Родная, что с тобой? — вскинулась она, отвлекаясь от квохчущих кур и птичьего помета на соломе.
— Тебя выдают замуж!
Что-то оборвалось, сердце замерло, а в глазах потемнело. Неизбежность этого события всегда маячила где-то далеко на горизонте. Но теперь страшная весть влетела слишком быстро вместе с растрепанной матерью, платок которой вился по ветру, словно плащ вьюги.
— Ох, и за кого… За кого! Котя, доченька моя, — стенала мать, из глаз ее брызнули слезы. И в тот миг словно выплеснулись все чувства, которые она сдерживала все эти годы.
— Расскажи все по порядку! Я ничего не понимаю! — решительно прикрикнула на нее дочь, хотя саму ее сковывал страх.
— Да, да… за кого. Отчим твой ездил на торг в богатое селение, возил наши шкурки на продажу. Чем мы еще богаты…
— Ну, да-да! Вчера уехал!
— Сегодня вон вернулся… К воротам ехать боится! Его там дурманом каким-то подпоили, он и не помнит, кто это был. А потом за стол посадили с игрой злой, на деньги. Так он все, что со шкурок получил, все проиграл.
— А где же он сам?
— Его жена старшая у околицы бранит, да так бранит, что сам Хаос услышит, — стонала мать, размазывая слезы. — Приехал-то весь грязный, да у саней полозья поломанные. Ух… Хаос его возьми!
Бедная мать с непривычной злобой погрозила воротам, обернувшись, но потом снова залилась слезами.
— И что же дальше? — Котена уже смутно догадывалась, стискивая дрожащие кулаки, словно тоже желая ударить невидимых обидчиков.
— Дальше… О… О-о-о! Мы здесь люди все простые, считать-то толком не умеем, не то что играть, все в удачу какую-то верим. Он-то все проиграл, но помолился духам и думал, что отыграется: поставил свою жизнь. Его убить хотели! Ой-ой-ой, кровинка моя несчастная… Что бы с нами всеми было!
«С кем с нами-то? Со всеми его дурнями-сыновьями и глупыми дочками? — с пренебрежением подумала Котена. — Поделом им было бы!»
Отчасти она хотела, чтобы они тоже ощутили на себе, каково быть неродным ребенком и младшей женой. Если бы отчима убили, у нее бы не возникло проблем, может, ее бы даже взяли в ученики охотника. А теперь из-за глупости непутевого мужика ее жизнь стала разменной монетой.
— И вот он, чтобы жизни не лишиться, пообещал их главному, что приведет девушку ему в жены, свою дочь, — заключила мать и зашлась рыданиями. — Он еще радуется, что главный-то согласился! А не приведет, так нас всех порезать обещали!
«Вот и выдал бы одну из своих рябых! Они бы, кажется, и не поняли, где они и с кем», — злилась и сокрушалась Котя, уже без объяснений предчувствуя, кого именно в качестве дочери пообещал им отчим. Но мать зачем-то уточнила, заходясь рыданиями:
— Тебя он отдает им.
— Кому хоть? — устало выдохнула Котена.
Теперь злость прошла, накрывало какое-то полнейшее безразличие. Разве только жарко сделалось, словно и не зима. По спине покатились струйки пота, а потом охватил холод. В глазах потемнело, ноги задрожали, но тут в ворота вошла, переваливаясь, раскрасневшаяся старшая жена. Котя назло ей заставила себя не упасть.
— Ну, все, нашли твоей змеюке жениха. Под стать, — проговорила она делано ласково, не скрывая издевки. — Да не реви ты, мать! Все-таки не разбойник какой. Обнищавший торговый гость. Его на дурман-траве как-то поймали, еле откупился от острога. Вот и живет теперь, честных людей обирает.
— И что же с ним, добрые люди не водятся? Раз ему жена не нашлась, — без стеснения фыркнула Котя, вскидывая голову.
— Почему же не нашлась? — мстительно посмеивалась румяная баба. — Думаешь, старшей тебя кто-нибудь возьмет? Нет, у него уже есть две, тебя младшей пообещали. Жених как раз для тебя: ты же себя считаешь дочкой торгового гостя. Поблагодари-то отчима потом!
Котя не двигалась с места, желая выцарапать маленькие поросячьи глазки старшей жены, ее главной мучительницы. Мелькнула мысль так и поступить да сбежать в лес диким зверям на милость. Все равно в общине ее своей не считали.
— А будешь противиться, я мать твою беспутную со свету сживу, — прошипела старшая, и все планы о дерзком побеге исчезли.
Котя только сиротливо обхватила себя руками, чувствуя, что во всем мире нет для нее защитников. Она какая-то иная по воле злого рока, отмеченная общей неприязнью, словно и правда создание Хаоса. Девушки с ней не водились, не звали на весенние гадания и гуляния; добрые парни обходили. Как-то раз один предложил по весне в лесу без освящения духами потешиться любовью, но от него Котя сама сбежала, перепрыгивая через бурелом и кочки.
— Ну, все, теперь отправляйся в баню, напарься там как следует. Буду тебя, чудовище заморское, в порядок приводить сама, — приказала старшая жена.
— Может, лучше я? — негромко донесся голос обессиленной матери.
— Молчи, я главная жена, мне и решать. Все, Котена, ты должна загладить долг моего любимого мужа. Если понравишься своему жениху, он нам все простит.
«Я товар… Хаос проклятый! Я просто товар!» — злилась Котя, сжимая кулаки, с ненавистью кусая до крови тонкие губы. Крылья слегка вздернутого носа трепетали от ярости, а большие глаза щипало от слез. Но перед старшей женой не хотелось показывать и толику слабости.
Вскоре и правда натопили жаркую баню, в которой пахло дымом и хвоей. Приятно обдало ароматное тепло, но остаться наедине со старшей женой оказалось сродни пытке.
— Ишь, какие волосы отрастила, — прошипела она, с силой дергая и расплетая толстую кудрявую косу до пояса. — Все-то чую иноземную кровь. Ничего, змеюка строптивая, муж тебя быстро научит послушанию.
— Пустите! — вывернулась Котя, когда показалось, что скоро ей оторвут волосы вместе с кожей на голове.
Больше всех ее красоте завидовала обычно средняя жена, жалея своих слабоумных и некрасивых дочек. Котя бы тоже сочувствовала обделенным судьбой, если бы не отношение их матери. Старшая же жена, похоже, в бане выплескивала все еще бушующий гнев на непутевого мужа. Она с силой терла толстыми руками белую кожу Коти, оставляя царапины.
