Под действием стимуляторов охотникам вовсе не требовались дополнительные приспособления, чтобы подняться на пару этажей по отвесной стене. Но теперь Джоэл неуверенно цеплялся за перекладины, надеясь, что они не заскрипят расстроенной колесной лирой.
Вскоре он заглянул в чердачное окошко. Стекло лопнуло, а его осколки торчали острыми пиками едва соединенных трещин. Внутри помещения просматривались обгорелые доски, несколько закопченных мешков, возможно, с мукой. Валялось грязное от сажи ведро.
«Если он сам подпалил чердак, то сильно рисковал, — задумался Джоэл. — Значит, риск был оправдан, чтобы отвести от себя малейшие подозрения. Только вот верить ли мне Джолин?»
Вновь инстинкт охотника заставлял сомневаться. При всем очаровании юной и несчастной Джолин оставался реальный шанс, что «невинная жертва» оговаривает своего «злого мучителя», например, чтобы стать владелицей пекарни. Джоэл ненавидел себя за такие мерзкие мысли, но он видел слишком много грязи Вермело.
Иногда жены доводили до обращения неугодных мужей, а потом умело разыгрывали печаль и отчаяние. Порой мужья издевались над женами так, чтобы тех поглотили собственные кошмары. Иногда соседи делали неимоверные подлости, желая заполучить дополнительную комнату или целый дом: кто-то писал доносы, замечая кошмары в Ловцах Снов, кто-то сам проявлял изобретательность, помогая в их создании. На памяти Джоэла одну добропорядочную престарелую даму из Квартала Торговцев довел до обращения ее же сын, приходя ночами в черном покрывале, стоя под окном и скребя в стекло. Нервы женщины не выдержали, сомн из нее вышел слабый. К счастью, убил ее не Джоэл, зато он лично задержал ее поганца-сына, вычислив его по образам из его Ловцов Снов. Иногда Вермело сам обличал грехи его жителей, и за эту ничтожную помощь приходилось даже благодарить Змея. Но она не умаляла все то зло, которое вершилось под взглядом Алого Глаза. Впрочем, на Королевской улице и свет Желтого не показывал ничего утешительного.
Джоэл уже собирался спускаться, не найдя для себя ничего примечательного, когда услышал разговор, идущий с первого этажа, прямо с кухни. Из-за плотно закрытых ставень доносился приятный аромат хлеба. Он не шел в сравнение с отвратительным духом копоти, который выпорхнул из чердачного окна, точно облезлая ворона, стоило лишь заглянуть. Запах свежей выпечки успокаивал, но вот разговор, приглушенно доносившийся изнутри, заставил мгновенно насторожиться.
— Глупая девчонка! Как ты могла попасть в эту передрягу? — рычал и громыхал голос Зерефа Мара. — Теперь за домом круглосуточная слежка! И как ты предлагаешь нам работать?
— Я не хотела! — растерянно, но яростно оправдывалась Джолин.
«При слежке так сложно разносить хлеб?» — скептически подумал Джоэл, бесшумно спускаясь на пару ступеней. Вскоре он сумел приникнуть глазом к узкой щели меж досок, заглядывая внутрь и оставаясь незамеченным. Если бы он не решил вопреки официальным правилам полезть без ордера на чердак, то не стал бы свидетелем ругани внутри проклятущей пекарни. А он давно уже надеялся застать скрытных обитателей за разговором о своих секретах. Но пока они только бранились, не называя ни имен, ни фактов.
— Ты «не хотела». Ты много что не хотела, а попадала. Ты приносишь несчастья! Вечно ты! Зереф! — восклицала жена пекаря, всплескивая руками. — Зря мы тогда взяли ее с собой.
Джолин стояла у печи, опустив голову и сцепив руки на подоле серого платья. Отблески пламени из-за печной заслонки делали ее светлые волосы рыжими, создавая иллюзию, будто вся она состоит из огня. Внутренне она и правда полыхала гневом. Джоэл прекрасно знал эту прямую спокойную позу, жестко сцепленные пальцы рук, неподвижные черты лица. Не смирение побежденного — именно гнев. Так он сам порой представал перед Уманом, невозмутимый внешне, но напитанный яростью изнутри.
— Уймись. Ее нельзя бить, иначе этот хрен с мечом нас всех накроет, — обратился к жене Зереф, когда та замахнулась сморщенной рукой, а потом напустился на Джолин: — Что ты ему говорила? А, отвечай?
— Ничего.
Зереф Мар замахнулся, но рука остановилась, как и у его жены. Джолин стояла непоколебимо спокойно, только пустой застывший взгляд синих глаз, превратившихся в две льдинки, выдавал предельное напряжение. Она ждала удара, но без содрогания, скорее как привычную злую неизбежность.
«Твари! Как я и предполагал. Ничего, Джолин, я найду доказательства. Мы с Ли найдем!» — заклинал Джоэл, так сжимая ступень лестницы, что деревяшка едва не сломалась. Пришлось вовремя себя останавливать: случайный скрип со стороны окна спугнул бы обитателей пекарни.
— Ты помнишь, что ты пообещала мне после пожара? — немного остыв, продолжил Зереф, делая вид, будто кулак сжимал вовсе не для крепкого тумака, а чтобы поправить сбитый набок фартук.
— Помню.
Слова Джолин срывались с ее бледных губ, как мелкие камушки, которые гулко стучат, рассыпаясь по мостовой.
— Вот и хорошо. А теперь бери корзину и отправляйся разносить товар, — хрипло приказал Зереф, с силой толкая в заранее выставленные вперед руки Джолин ее обычную крупную корзину.
— Моя бы воля, ты бы вся «разукрашенная» ходила, шлюха! — прошипела ей вслед жена пекаря. — То-то засматривался бы на тебя этот охотник! С синяками и рассеченными губами. Вот бы красавица-то была! Как в день, когда мы тебя подобрали…
— Уймись! — раздраженно гаркнул уже на нее Зереф, доставая из печи противень. — Не мешай мне работать. Твоя-то работа начинается ближе к вечеру.
— Начиналась! Сейчас эти патрули всех распугали, — обиженно прогнусавила старуха. — Клиентки мои, знаешь ли, не любят повышенного внимания.
— Иди займись внуком, — осадил ее ехидство Зереф, вытирая руки о засаленный белый фартук явно для того, чтобы не ударить уже жену.
«Какая работа может начинаться ближе к вечеру?» — задумался Джоэл и вспомнил разрубленного ребенка-кошмар в сетях. Он утвердился в своей версии, что сон принадлежал жене пекаря. Все в этой пекарне видели кошмары, разные, омерзительные. Джолин являлось нечто неразборчивое, неуловимое. Жене пекаря более конкретные образы ее ремесла. Сам же Зереф еще ничем не выдал себя. Так или иначе, для детального обыска снова не хватало фактов. За подглядывание в дневное время Уман бы не похвалил.
«Пожара… Пожара… И какого все-таки пожара? — продолжал размышлять Джоэл, уже спустившись и уходя с Королевской улицы. — Того, который устроил сам Зереф во время бунта? Или еще какого-то?»
Слова пекаря не давали никаких зацепок. По-прежнему ничего не помогало. Только теперь Джоэл окончательно убедился: Джолин не лжет, не пытается донести на хозяина, да и владение пекарней ее не интересует. На ее застывшем лице разбитой статуэтки читалось только мучение, а еще обезоруживающий фатализм, смирение со своей участью, будто она принимала издевательства Зерефа как наказание или плату за что-то. Что же она совершила в прошлом? Убила кого-то? Но Джоэл знал, что взгляд убийцы невозможно скрыть. И все же… Все же что-то их всех связывало, всех обитателей злосчастного дома с подожженным чердаком.
