Великан опустил плечи, все еще слабо пытаясь добудиться застывшего навечно товарища. И в его словах улавливался тихий вой, точно у брошенного пса, что прибыл к закрытой двери покинутого дома.
Соня наблюдала за картиной и невольно ощутила, как по щекам катятся слезы. На ее глазах умирал целый мир, населенный странными созданиями, но они тоже умели чувствовать, они страдали и не ведали, как спастись от исчезновения.
По чьей же вине все это случилось?
Глава 6. Побег в чужие владения
Соня смотрела на каменного великана, который грустно склонился возле своего окончательно замершего товарища. Она поняла, что обязана сказать хоть что-то ободряющее, поэтому без боязни подошла к Огире, дотронувшись до его шершавой холодной руки, прошептав с участием:
– Когда-нибудь их расколдуют.
– Кто? И когда? – еще более грустно ответил великан, вздрогнув. На миг глаза его негодующе вспыхнули, показалось, что из каменных шариков сделались человеческими, но вновь померкли. Исполин с горечью продолжил:
– Льорам до нас нет дела, они ненавидят нас. Они ненавидят свой собственный мир.
В его голосе ныне слышалось приглушенное рычание раненого зверя и одновременно всхлипы несправедливо обиженного ребенка. Софья хотела бы сделать хоть что-то для этих страшных на вид добросердечных созданий.
– Но должен же быть выход! – не теряла надежды Софья, подбадривая и себя. – Это из-за льоров вы окаменели?
– Никто не знает, – помотали головами жители селения на развалинах. Кто с испугом, кто с интересом рассматривал недавно прибывшую, но поминутно натыкались на замерших собратьев и печально отводили взгляды.
– Неужели от них нет спасенья?! – выпрямилась беглянка, точно струна, тетива, неосознанно призывая к борьбе. Голод образовал в ней словно черную дыру, ставя на грань обморока. И ныне эту пустоту заполнило пламя гнева, способное разжечь пожар самого настоящего сопротивления. Казалось, ныне она способна хоть флаг свободы нести, перескакивая по баррикадам. И не бояться ни гибели, ни случайных выстрелов, ни опасностей, таящихся в невидимых тенях. Вот только не нашлось союзников: никто из деревеньки не выступил вперед, никто не поддержал ни возгласом, ни словом.
– Мы пытались бороться. Но… – вздохнул Огира, на миг показалось, что он тоже вот-вот замрет навечно; великан со скрипом помотал головой, забывая нить разговора. – Спать хочется… Как же хочется спать…
Соня брела следом за исполином, который, похоже, даже о ней запамятовал, только басисто скулил то грустно, то немного озлобленно. Пришлось снова дотронуться до его руки:
– Вы говорили, есть мудрейший, который сможет мне помочь.
Тогда великан оживился, засуетился, поводя руками:
– Да-да, сейчас… мудрейший… Мудрейший!
Он снова подхватил ойкнувшую Соню и необыкновенно быстро донес до края деревни. Повезло, что хоть дырявый пыльный плед успела ухватить, потому что уже через минуту ее посадили в какую-то глубокую корзину почти два метра высотой. Соня сжалась на дне, сердце ее бешено заколотилось, она решила, что теперь-то она попалась. Просвет наверху закрыло лицо великана, который проговорил:
– Лети к Аруге Иотилу! Он самый мудрый из льоров. Он нам помогал.
Голос его гудел, отражаясь от стенок корзины-колодца. Софья зябко закрылась пледом, ровным счетом ничего не понимая. Если великаны так ненавидели льоров, то почему же отправляли к одному из них?
Неужели кто-то и правда помогал им? Веры оставалось ничтожно мало, она поддерживала крайне слабо, как крошечное пламя от спички. Корзина сотряслась от того, что кто-то схватился за массивные ручки. Показались гигантские каменные лапы с острыми пиками крючковатых когтей. Донесся громогласный орлиный клекот. То ли птицы, то ли птеродактили, однако их крылья и хвосты содержали перья, тоже каменные. Серая скала, твердыня – два орла-близнеца.
– Лететь? Но как? Эти птицы ведь из камня! – удивлялась Софья, понимая, что едва ли сумеет самостоятельно выбраться. Разве только раскачать корзину, которая почему-то не покрылась твердой породой, хитро свитая из неизвестного материала.
– То, что они из камня, не значит, что они не летают, – почти рассмеялся Огира. – Не бойся, девочка, орел никогда не подведет. Попроси и за нас у мудрейшего! Мы ждем его помощи в борьбе с льорами. Лети же! Лети!
Прощальные слова доносились уже откуда-то снизу. Орлы взлетели, расправив огромные крылья, земля исчезла, мир завертелся новой неизвестностью. Полет, падение, паренье – границы понятий стирались.
Софья свернулась на дне корзины, пытаясь осмыслить все произошедшее с ней за короткий срок. Еще накануне она и не догадывалась, чем все это обернется. Хотя нет, она с момента появления первого послания Раджеда подозревала, что ей не избежать бед и тяжких испытаний. Может, не стоило дерзить льору, когда он вышел впервые из зеркала? Впрочем, с его настойчивостью никакие увещевания и разговоры не имели смысла. Он просто не ведал, что значит любовь, и привык лишь подчинять.
Но Соня вспоминала, как он целовал ее руки, как тайной немой мольбой мерцали его обычно насмешливые глаза. Будто он просил разбудить его, его настоящего. Весь Эйлис молил, чтобы кто-то разбудил его, вытащил из-под саркофага неправильного сна. Только кто бы поведал Софье, где спрятана настоящая она? В каком уголке души? И что она о себе не ведала? Казалось, себя она тоже разбудить не в силах.
Странница свернулась на дне глубокий корзины, точно эмбрион, словно ей еще предстояло по-настоящему родиться, а прошлая жизнь осталась в далеком зазеркалье. Ее несли орлы, задевая крыльями облака, вскоре снизу послышался плеск волн. Гордые создания воздуха летели над морем, перекрывая нечастным клекотом гул пенных валов. Где-то там, внизу, кипело столкновение стихий, где-то разворачивался непознанный хаос. А крошечная жизнь завернулась, как в раковину, в древний плед на дне плетеной корзины.
Слез больше не осталось, только давящая усталость, которая, в конце концов, сомкнула веки тяжелым сном. Размышлять, что ожидает в обозримом будущем, не имело смысла. Повсюду – лишь неизвестность.
***
Злые думы растекались чернильными каплями. Отмытое от облаков солнце неторопливо озаряло равнину, проходя лучами по камням и мертвым чувствам. Ни любви, ни сострадания – лишь долгий гнев, написанный на застывшей маске лица. Все черты еще больше заострились, взгляд неподвижно буравил пустошь в поисках беглянки. Как? Куда она могла исчезнуть? Ведь владения льора просматривались магическим зрением до самых границ, где начиналась завеса чужой магии.
Вокруг башни вскоре сгустились тучи, набухли тяжелой шапкой, и разорвались бешеным взрывом молний. Все залы, коридоры и рудники одновременно огласил нечеловеческий возглас, рык, рев урагана, в который превратился голос могущественного колдуна:
– Проклятье! Проклятье!
