Пока еще чума окаменения не сковала Эйлис, отец Нармо устраивал для ячеда что-то вроде тотализатора со смертельной игрой. Собиралось много людей, которым не оставляли выбора. Задания придумывали самые разнообразные – от игры в карты до акробатических трюков без страховки. Раньше своих собратьев-дельцов на Земле Геолирт-старший изобрел прототип казино, вот только ставкой неизменно оказывалась жизнь простолюдина. Зато победителю обещали недостижимый приз – магический самоцвет. Только за все время кровавых игр яшмы никто не доживал до вожделенного финала. Но ячед неизменно шел на смерть.
И Нармо с детства помнил, как люди гибнут за свою безумную надежду. Отец всегда брал сына с собой на представления, он был самым настоящим маньяком, мясником. Порой по ночам все еще звучал в ушах его безумный раскатистый смех. Нармо ненавидел его, проклинал за то, что они сделали с Эйлисом. Они все, Геолирт-старший и род Икцинтусов. Когда возмужавший Нармо своей рукой уничтожил отца Раджеда, началась бесконечная кровная вражда. Только в какой-то момент они очнулись и заметили: их мир обречен. И это лишь усилило взаимную неприязнь.
Сумеречный, способный и обреченный читать в душах людей, знал, какие змеи противоречий самодовольства и омерзения теснятся в сердце вечного врага янтарного льора.
– И ты хочешь устроить то же самое на Земле? – требовательно мотнул головой Эльф.
– Ты же всеведущий, вот и скажи, чего я хочу. Или – иссякни моя яшма! – всеведущий не знает моей судьбы? – с переливами рокота лавины глухо рассмеялся Нармо. От него незримыми темными волнами расползалась ненависть к Стражу Вселенной – его винил во всем больше остальных.
– Кое-что не знаю. И это мне не нравится, – признался Сумеречный, замечая явные пробелы на карте судеб.
– О! Как же! Потеря контроля – противное чувство, – застывала маска улыбки. Нармо приблизился, помахивая заискивающе возле лица оппонента зажженным подсвечником.
– Может, это как раз тот момент, когда я раскрою твой секрет Раджеду? Истинную причину, откуда у него взялся такой «верный друг». Аж во рту вязнет от этой патоки!
Сумеречный с неприязнью отпрянул от слабого свечного жара, но в большей мере – от проклятого шантажиста, который все смеялся в лицо. Он опасался тьмы, что вновь прорывала тонкую мембрану разумности и самоконтроля. Эльф представлял, что перед ним пустое место, ничто, безликий падальщик. Но последний отчетливо проступал как обвинение и самый опасный противник.
«Не позволяй ему выводить тебя из равновесия! За столько лет пора бы уже привыкнуть и не обращать ни на кого внимания. Или прирезать его? Всем будет проще, – совещался с собой Эльф, хотя тьма в нем подкидывала не самые мирные пути разрешения конфликта. – Если бы только не знать, что он прав. Когда-нибудь я должен набраться смелости все рассказать Раджеду. Лис-то он лис, но не знает, что я и правда здесь главный обманщик. Проклятье! За столько лет надо было стать равнодушным циником, а я получил только оголенные нервы. И в каждом мире переживаю за каждого. Это жуткое чувство, когда порой ты смотришь на улыбающегося младенца и уже видишь его судьбу до самого конца. То, как он вырастет, как обретет навыки и силу, да еще любовь… То, как будет предан. То, как возненавидит всех и начнет творить ужасные вещи. Вижу, сколько людей пострадает от его невыразимой ненависти. И я не сумею вмешаться. Вижу его смерть, его агонию. А он улыбается, еще ничего не ведая. Это… ужасно. Как будто я существую в прошлом, настоящем и будущем одновременно. Но не имею права исправлять, помогать. И если я вмешаюсь… Проклятый Нармо. Никогда не лжет. Ему нет смысла выдумывать что-то, если самое страшное оружие – это та правда, которую я скрываю».
– Говори-говори, пока не окаменел, – хрипловато усмехнулся Эльф, вспоминая об еще одном своем невеселом секрете. – Я тоже кое-что знаю про льоров. И Раджед знает. Но это останется нашим секретом. Землю ты не получишь под разрушение. Хватило и Эйлиса.
– Я разрушил Эйлис? Клевета. Больше половины порушили еще до меня, а к чуме окаменения я вообще не имею никакого отношения.
– В ней виноват каждый, – прошептал Сумеречный задумчиво.
Нармо все косился на портал, который Эльф инстинктивно загораживал, как мать свое дитя. За ним располагался целый мир, возможно, несправедливый, но пока живой. И пусть Нармо обзывал «разрушителем миров», бессмертный мученик веков не посмел со всей своей мощью привести к разрушению хотя бы одну планету. Долг Стража велел спасать, помогать, но проклятье и тьма… Они тянули в страну вечной ночи, безразличия и отрицания света.
– Опять общие слова. Но мы-то оба знаем первопричину, – осуждающе погрозил пальцем Нармо.
– Все не совсем так! – оживился Эльф яростно. – И я не позволю сделать то же самое с Землей.
– Не так… Конечно, проще отрицать. – Глаза Нармо презрительно сузились, а на лице отразилась усталость, но тут же сменилась вечной маской. – А что же Раджед? Не боишься, что твой друг однажды переменит свои взгляды и захватит эту беспутную планетку? Юных прелестниц он уже похищает. Так что я бы не был столь уверен в его моральных устоях. Но как же – злодей здесь я, я – стервятник, я – воплощение коварства.
– Да все вы друг друга стоите, – отвернулся Эльф. Кинжал между лопаток не причинил бы ему ни малейшего вреда. При желании он мог бы полностью растворить свое тело незаметным дымком предрассветного тумана.
– Хоть это ты признаешь. Но, кажется, мы заболтались. Если тянет поговорить, лучше становись моим союзником и приходи в Кровавую Башню. Только не сочти за приглашение! – Нармо серьезно отрезал: – Лучше просто не мешай нашей борьбе. Льоры уничтожали друг друга веками, пока однажды ты не вмешался в этот естественный процесс.
– Естественный? – исступленно воззрился на собеседника Эльф. Сотни раз он доказывал и Раджеду, что война неспособна быть естественным процессом.
– А какой же еще? Эйлисом должен править только один. В мире есть место только для одного абсолютного правителя, – пророкотал ледяной возглас.
– Проклятые руки, связанные клятвами Стража. А так бы ты у меня танцевал на одной ноге, крутя тарелку на трости. Может, хоть это сбило бы с тебя пафос, – пробормотал Сумеречный, скрещивая руки, точно их и правда сковывали путы.
– Пафос? Да ни разу.
Эльф уловил картинку из головы Нармо: «достопочтенный» льор уже живо представил себя в роли циркового артиста, и, что наиболее примечательно, его ничуть не смущало такое зрелище. Мысленно он даже наслаждался возможным весельем и не выглядел нелепо. Зато арена его переливалась оттенками пролитой крови, и зрители дрожали в ужасе. Адский цирк, демонический маскарад.
Видимо, никакого благородства и аристократизма в Нармо не осталось, ибо Раджед от таких угроз немедля бы оскорбился. Сумеречный сам давно расстался с какими-то условностями, может, именно это заставляло отвечать каждый раз при столкновении с чародеем кровавой яшмы. Падальщик, который считал себя королем, и бродяга находили, о чем поговорить. Даже если искренне ненавидели друг друга или только делали вид, для порядка, для соблюдения правил игры. Впрочем, если Эйлис сделался каменной свалкой, зрелищем постепенного умирания, то править им надлежало именно Стервятнику. Но он тянулся к свежей добыче.
