Каждый раз, как перед сессией в ее гимназии. Там тоже нередко приходилось за короткий срок быстро запоминать и осмыслять огромные объемы текста, особенно, по истории. Так она и научилась быстро ориентироваться в книгах, собирать необходимую информацию, перескакивая через ненужную. И теперь жизнь заставила применять свои безобидные навыки для спасения жизней. Софья отошла от портала, попробовала с помощью жемчужины отворить двери, но, как она и ожидала, ничего не случилось.
Соня облизнула пересохшие губы, возвращаясь на свое место. Она напряженно отсчитывала минуты, проверяя короткий нож, который непроизвольно привесила на пояс брюк. Сарнибу предостерегал, что это на крайний случай. Впрочем, убить кого-то Софья и сама не мыслила, но применить его ради спасения сестры, как его казалось, уже сумела бы. Нож и жемчужина – вот и все ее оружие, но и это уже намного больше, чем раньше.
«Надо только дождаться его и заставить довести до Риты, – вновь планировала наиболее сильная часть личности, но срывалась в бесконечную бессильную тревогу: – Сарнибу… Раджед… Да хоть бы они оба остались живы!»
Она четко помнила прощальный взгляд янтарного льора, его распростертые руки. Так не обманывают, так не зазывают в западню. Но одновременно вставал его образ в день первой встречи, этот лисий прищур, эта ухмылка вседозволенности. За столь короткий срок люди не меняются. Софья только поражалась, как в нем уживаются эти два начала. И все же терзали остатки удушливого дыма, глушившие солнечный запах специй.
Время отсчитывали медленные удары: где-то размеренно тикали напольные часы. Где-то за пределами шикарной тюрьмы, новой клетки, пусть и золотой. Тронный зал затопляли сумерки, смена дня и ночи в Эйлисе происходила так же, как и на Земле. И длина дня говорила о начале осени. Но какое это имело значение? Софье казалось, что она окаменела в этом невозможном ожидании. Еще немного – и она встретится с сестрой; еще немного – и она снова увидит родителей, маму, папу, бабушку. Все это время девочка намеренно запрещала себе думать о них, вспоминала, как самую большую ценность родное гнездо, но не разрешала воспоминаниям брать верх, ослаблять в нескончаемой борьбе с реальностью. Софья ощущала, что изменилась за время пребывания в Эйлисе, но янтарный чародей, как показалось, тоже изменился за короткий срок. Но достаточно ли? И достаточно для чего? Софье невероятно хотелось верить, что ее отпустят, что не придется сжимать нож или обманывать. Только бы он вообще вернулся теперь… Она… Тревожилась за него, удивляясь самой себе.
***
Мгновения перед порталом пролетели, как в тяжелой лихорадке среди мутных видений, неясных теней и невыразимых стремлений. В сумраке тронного зала плыл образ вернувшейся Софии, которая рушила все надежды, все планы и само понимание вещей. Она вернулась не с мольбой, а почти с приказом, точно жизнь ее ничему не учила. Или она верила, словно он и впрямь отправится на помощь незнакомому льору. По одному ее слову или из великого человеколюбия?
Но Сарнибу ведь тоже давно наплевал на судьбу Эйлиса, сидел у себя в библиотеке, как доносили отдельные факты; все печалился о чем-то. И они с Раджедом не интересовали друг друга ни как враги, ни как союзники. Странный малахитовый льор не желал за все эти годы посягать на разраставшиеся владения проклятой Илэни. Но если София не лгала, если он и впрямь помог… Ее угроза проклясть навеки казалась почти материальной, пусть без магии и сложных заклинаний.
«София, мой палач и наваждение, да что ж ты делаешь со мной? – думал Раджед, растворяясь в облаке портала. – Мы живем в разрушенном мире по законам звериным. Но ты… что ты будишь во мне, беспокойная?»
Вспоминался голос Сумеречного, который после приступа тьмы бессильно шептал, утверждая, что Раджед лучше, чем хочет казаться всем вокруг. Он привык к маске, потому что быть слабым и милосердным – сгинуть в горниле противостояния. Но ныне он шел на новый поединок с заклятыми врагами уже не ради спасения своей гостьи. А по ее просьбе-приказу.
Как странно и просто удавалось ей требовать от него чего-то, что никогда не было присуще льорам, почти противоречило их природе. Ныне Раджед не простил бы и себя, если бы отказался, сорвался на Софию новым гневом. Все это показало бы его как труса, к тому же поединок с Нармо и Илэни оставался незавершенным. Пусть свежие шрамы все еще покалывали и временами неслабо болели, но магическая сила достаточно восстановилась, чтобы вновь встретиться с врагами.
Дым ударил в лицо, защипал глаза, окутывая смутной пеленой. Даже светящиеся когти слабо показывали, куда направляться. Лишь следы чужой магии служили ориентиром.
Горела библиотека, тысячи томов, миллиарды слов, которые так и не подсказали способ борьбы с чумой окаменения. Книги падали со всех сторон мертвыми птицами с распростертыми крыльями, прощально взмахивали обугливающимися страницами. Свитки разворачивались, точно щупальца гигантских осьминогов, выброшенных на раскаленный берег, иссушенных беспощадным солнцем. Пергаменты издавали отчетливый запах паленой кожи, точно кого-то сжигали заживо. Сжигали… Знания и бесценные рукописи.
Наверняка Нармо постарался, ведь башня чародеев кровавой яшмы никогда не славилась богатым собранием книг. Не находилось у них и самоцветов, которые записывали знания, как странные устройства на Земле. Да и Нармо, кажется, никогда не отличался любовью к чтению. В его стиле: раскопать, разворошить, порушить то, что веками хранилось, как и древние курганы.
К ногам Раджеда прилетела откуда-то выпавшая страница с портретом женщины, в котором отчетливо проступали черты Илэни. «Так вот в чем твой секрет, Сарнибу!» – догадался янтарный льор, тут же понимая и причины некоторой неприязни со стороны малахитового. Ревность? Любовь? Неожиданно! Как и то, что совершал Раджед, блуждая в плотном дыму, лишь магией защищая лицо от вездесущего удушающего смрада.
Свое присутствие приходилось скрывать, тщетно пытаясь понять, почему врагам удалось вторгнуться в малахитовую башню. Где-то оборвалась связующая нить, точно захлопнулась ловушка. Раджед подозревал о новом неведомом изобретении Илэни, не догадываясь, что оно собой представляет, как работает. Если бы защита башни оказалась восстановлена, то малахит отринул бы непрошеных гостей, создавая взаимное поле с хозяином-чародеем. Но поиски бреши в нитях магии требовали времени и напряженной сосредоточенности.
Это свою башню Раджед знал наизусть – каждый сад, каждый лепесток на розе, количество колонн в галереях и хитросплетения лабиринта комнат. Но в чужой все представало иначе, перед ним на уровне нитей мироздания распростерся запутанный орнамент, напоминавший мозаику с изображением животных и птиц, трав и цветов – всего, что утратил Эйлис. Так отобразилась другая скорбь Сарнибу? Поразило, как много лет этот человек скрывал свою боль, не переводя ее в слепой гнев или месть. Может, он просто смирился, может, на что-то надеялся или ждал чего-то, кого-то. Наверное, впервые Раджед задумался о причинах и мотивах других.
Он все не находил хозяина башни. Если магия не рассыпалась, значит, он еще оставался в живых. Только вдоль малахитовых линий стелились черные змеи и алые языки пламени – верная примета двоих льоров. Эти чудовища терзали светящийся орнамент, призрачные рептилии истребляли прозрачных птиц, огонь поедал густые заросли.
