Получается, Дронго не оправдал его надежд.
И тем не менее Кодзи Симура поднялся и приехал из больницы,
чтобы ему помочь. Получилось наоборот: не приехавший Дронго помогал Симуре, а
старик помогал ему.
Он тяжело вздохнул и взял рубашку, собираясь ее надеть,
когда в дверь опять позвонили. Отложив рубашку, он снова надел халат и подошел
к двери. Это опять была Фумико, она держала в руках свой плащ. Он открыл дверь.
— Куда ты ходила? — спросил Дронго.
— Иди сюда, — таинственно улыбнувшись, поманила
она его к себе. Он оглянулся, сделал шаг по направлению к ней.
— Возьми ключ, — напомнила она.
— Куда мы пойдем? — удивился Дронго. — Я в
халате.
— Возьми ключ, — повторила она. Он прошел обратно,
забрал карточку-ключ и подошел к ней.
— Может, я все-таки переоденусь? — спросил
он. — Тебе не кажется, что я выгляжу не совсем пристойно?
Она потянула его за халат. И приблизилась, чтобы поцеловать.
Он не возражал, но она сделала несколько шагов назад, и он был вынужден
следовать за ней, слившись в поцелуе. Наконец она оторвалась, затем обернулась
и, достав другую карточку-ключ, вставила в замок номера, находившегося напротив
апартаментов Дронго. И первая вошла в номер, бросила плащ на пол. Он последовал
за ней, и она снова ногой закрыла за ними дверь.
— Подожди, — спросил ошеломленный Дронго, —
чей это номер?
— Теперь наш, — победно улыбнулась она. — Я
думаю, инспектор Цубои не мог получить разрешение на установку своих
подслушивающих аппаратов по всему отелю. Я просто сняла номер.
На этот раз их поцелуй был особенно долгим. Затем она
отступила в глубь комнаты. Глядя ему в глаза, расстегнула свой пиджак, медленно
сняла его. Потом начала стаскивать блузку.
Неожиданно он шагнул к ней, задержал ее руку, когда она
попыталась снять с себя брюки. Она удивленно взглянула на него. У нее
действительно были невероятно красивые глаза.
— Мне немного неловко, — пробормотал он. —
Может быть, я что-то не так сделал?
— Пока ты не делаешь ничего, — улыбнулась
Фумико. — Тебе не кажется, что ты ведешь себя немного странно?
— Да, — согласился он, — просто я редко бываю
в подобных ситуациях.
— Если ты еще скажешь, что мы знакомы только один день,
то я пойму, что должна уходить.
— Нет, — улыбнулся он, — ты мне ужасно
понравилась.
— Ты думаешь, нас подслушивают и здесь? — спросила
она, глядя на него.
От ее тела исходил мягкий аромат неизвестного Дронго
парфюма. «Наверно, она применяет специальные японские парфюмы, ароматов которых
я не знаю», — подумал он.
Он еще раз посмотрел на полураздетую женщину. Она не могла
не нравиться. Но он почему-то медлил. Почему-то сомневался. И пытался
разобраться в своих чувствах. Разница в возрасте? Но это глупо. Ему чуть больше
сорока, а ей под тридцать. Недостаточный срок знакомства? Западную женщину,
какой в душе была Фумико, это не могло остановить. Тогда почему он колебался?
Что его сдерживало? Джил? Нет, он не принадлежал к числу мужчин, умеющих
сохранять абсолютную верность. Тогда в чем дело? Ведь эта молодая женщина,
стоявшая полураздетой перед ним, ему не просто нравилась. Она ему очень
нравилась.
«В чем дело? — думал он. Он умел анализировать свои
чувства. — Дело в том, что я боюсь. Боюсь, что она окажется причастной к
происшедшему вчера событию, и тогда наша встреча будет не только роковой
ошибкой, но и выльется в трагическую мелодраму для обоих».
Мужчина может быть хорошим аналитиком, но женщины обладают особой
чувствительностью. Может быть, лучше развитой интуицией.
— Ты думаешь, это я стреляла? — Она вскинула
голову. В глазах мелькнуло бешенство. Она наклонилась и подняла свою блузку,
пиджак, плащ. Если она сейчас уйдет, он не простит себе никогда…
Он бросился к ней, она вырывалась, пытаясь выйти из номера.
Ему с трудом удавалось ее удерживать.
— Хватит, — попросил он, — хватит. Не нужно
так нервничать. Мне просто трудно свыкнуться с мыслью, что я могу понравиться
такой красивой женщине.
— Ты даже не умеешь врать, — чуть успокоилась
она. — Между прочим, у тебя опять раскрылся халат.
— Черт с ним, — он сбросил халат на пол. Она
отпустила свои вещи.
— Когда ты успел одеться? — спросила она, заметив,
что он уже не голый.
И протянула к нему руки.
Следующий час был особенным в их жизни. Ее нельзя было
назвать очень опытной женщиной, на каком-то глубинном уровне она была японкой,
не позволяющей себе лишних движений или рискованных экспериментов. Он
почувствовал ее внутреннее сопротивление и постарался быть особенно деликатным.
Они лежали на широкой постели. Она осторожно водила пальцем
по его груди.
— Что это? — спросила она, дотрагиваясь до уже
зарастающего шрама.
Раньше шрам был безобразный, оставшийся после ранения. После
косметической операции, на которую он решился в Париже, на груди остался лишь
небольшой рубец, уже заживающий и зарастающий волосами.
— Ударился в детстве, — усмехнулся он, — не
обращай внимания.
— Это не от удара, — возразила она. Даже в постели
она не могла оставаться голой и прикрывала одеялом грудь и нижнюю часть тела.
— Значит, я забыл, — он не любил вспоминать об
этом ранении.
Разве можно рассказать ей всю свою жизнь? Рассказать, какие
планы и мечты у него были в середине восьмидесятых. Рассказать, как он впервые
работал с Интерполом, как входил в группу Адама Купцевича, как погибали его
друзья.
Разве можно рассказать этой красивой молодой женщине о
трагической гибели Натали, о самоубийстве Марии, о всех его потерях и
обретениях? Разве он мог рассказать о Лоне и Джил? Рассказать о том, как он
дважды был ранен, потерял свою страну, в которой жил и в которую верил. Разве
он мог обо всем рассказать?
И разве ей нужны его проблемы? Дочь одного из самых богатых
людей страны, не знавшая с детства отказа ни в чем, она не сможет понять его.
Может, поэтому она инстинктивно потянулась к нему. Вчерашние выстрелы были
шоком и для мужчин. А в ее жизнь неожиданно ворвалась такая трагедия. И он еще
подозревал эту красивую женщину в дурных намерениях. Конечно, она была в шоке,
он ведь видел, как дрожали ее губы. Она не могла в этот момент сообразить, как
ей себя вести.
Может быть, впервые в жизни она увидела так близко смерть и
трагедию.
Немудрено, что она испугалась. Она подняла пистолет, не
думая об отпечатках пальцев. Просто японцы — замкнутые люди. Они не позволяют
своим эмоциям выплескиваться наружу. Он обязан был об этом помнить.
— Ты о чем-то задумался? — спросила она.
