«Интересно, что особенного находят во мне женщины? —
подумал он, чувствуя на шее ее губы. — Честное слово, я бы такого никогда
не выбрал».
Глава 20
Фумико все рассчитала точно. Они успели даже принять душ и
выйти к прилетевшему вертолету. Крылатая машина доставила их в центр города за тридцать
пять минут. Они сели на площадку высотного дома в районе Синдзюку. Поблагодарив
пилота, они спустились вниз, где их уже ждал автомобиль, пригнанный сюда
специально для госпожи Одзаки. Четырехдверный «Мицубиси» стоял перед зданием.
Фумико села за руль, направила машину в сторону Гиндзы.
Когда они выехали на трассу, она взглянула на Дронго и спросила:
— Почему ты сидел в кабине вертолета с таким каменным
лицом? Ты был совсем на себя не похож. Я что-нибудь не так сделала?
— Просто я ненавижу летать, — пробормотал
Дронго. — Я боюсь летать даже на самолетах, а уж на вертолетах мне совсем
плохо. Но я не хотел тебе этого говорить.
— Знаешь, что я тебе скажу? Ты меня тоже постоянно
удивляешь. Я думала, ты ничего не боишься, а оказывается, ты боишься даже летать.
Как же ты летаешь по всему миру?
— Боюсь, но летаю, — признался Дронго. — Я
понимаю, что это фобия. Но умные люди должны уметь преодолевать свои фобии.
Через двадцать минут они были в районе Гиндзы. Фумико
подъехала к театру Кабуки и остановилась недалеко от знаменитого здания.
— Всегда мечтал здесь побывать, — сказал
Дронго. — Этот театр одна из самых больших достопримечательностей вашей
страны.
— Мне иногда кажется, что ты знаешь гораздо больше, чем
говоришь, — улыбнулась Фумико, вглядываясь в прохожих. Поблизости была
полицейская будка, около нее стояли и разговаривали двое сотрудников полиции в
форме.
— Ну, театр Кабуки я знаю, — хмыкнул
Дронго. — Мне вообще кажется, что это некий символ Японии. Будучи мягкой
женщиной, она все время старается предстать перед нами суровым самураем. Тогда
как в театре строгие мужики пытаются играть женские роли. В этой подмене
понятий, наверно, заключена некая тайна японцев, которую чужеземцы не могут
понять. С одной стороны, восхищение цветением сакуры, ваши знаменитые
пятистишия — танка и шестистишия — седока, культ живой природы, который царит
здесь на протяжении тысячелетий. С другой стороны, этот «бусидо», суровый
самурайский дух, эта непонятная этика «среднего равновесия», как я ее называю.
Когда для вас важнее всего не выделяться из толпы и не потерять своего лица.
— Этика «среднего равновесия», — усмехнулась
она, — мне понравилось это выражение. А насчет подмены понятий… В Японии
уже был человек, говоривший об этом. Известный Юкио Мисима, который, перед тем
как покончить с собой, заявил, что Япония должна поменять свои мягкохарактерные
женские традиции на твердохарактерные мужские.
— Насчет Мисимы я очень сомневаюсь, — вдруг сказал
Дронго.
— В Каком смысле? — она удивленно взглянула на
него.
— Мне кажется, что в вашей стране, где слишком много
значения придается жесту или поступку Мисиме уделено неоправданно много
внимания. И никто не заметил других, более глубинных мотивов его поступков.
— О самоубийстве Юкио Мисимы написаны тысячи
книг, — сказала Фумико. — Неужели ты думаешь сказать что-то новое?
Ужасно интересно, что именно ты можешь мне рассказать о Мисиме.
— Просто я считаю, что он покончил с собой не только
из-за своих принципов. Дело в том, что в шестьдесят восьмом году Нобелевскую
премию по литературе получил Ясунари Кавабата, который сразу стал культовым
писателем не только вашей страны, но и всего мира. А Мисима всегда считал его
образцом для подражания. И вдруг Кавабата в одном из интервью заявил, что не
может признать Мисиму своим литературным продолжателем, у них слишком разные
взгляды. Для самолюбивого «самурая», каким был Мисима, это был страшный удар.
Вот тогда он и стал рассуждать о мягкохарактерности, решив переплюнуть
нобелевского лауреата своим диким поступком. В основе многих человеческих страстей
подсознательно лежат неудовлетворенные графоманские начала, человеку кажется,
что его талант не ценят по заслугам. И Мисима решил покончить с собой, чтобы
превзойти Каябату. Это моя теория. Возможно, я не слишком хорошо разбираюсь в
японской литературе, но поступки людей и причины, побуждающие их к тому или
иному шагу, я могу анализировать. Я ведь профессиональный аналитик.
— Хорошо, что ты не литературный критик, —
пробормотала она. — В Японии тебя бы разорвали на куски тысячи поклонников
Мисимы.
— Да, — согласился Дронго, — но именно
потому, что все рассматривали поступок Мисимы либо с точки зрения его
самоубийства, либо с точки зрения его взглядов на литературу. А нужно всегда
смотреть на человека в развитии, стараясь понять, какие истинные причины побуждают
его к тому или иному поступку.
Кто-то постучал в стекло. Они оглянулись. Это был Цубои. Он
открыл дверцу и уселся на заднее сиденье. Затем достал сигарету. И, не
спрашивая разрешения, закурил.
— Убили Тамакити, — повторил свое сообщение Цубои.
Фумико посмотрела на Дронго и перевела ему слова старшего инспектора. Тот
кивнул головой.
— Скажи ему, что я видел предполагаемых убийц, —
сказал Дронго. — Один из них был в темно-бордовых туфлях с застежками. А
второй — высокого роста, коротко острижен, с лицом дебила.
Фумико перевела его слова. Цубои что-то проворчал.
— Он говорит, что такие приметы могут относиться к
любому человеку и он не может искать убийцу по описаниям его обуви.
— Это я понимаю. Но если я увижу убийц, я их сразу
узнаю. Пусть он лучше выяснит, как они могли оказаться в гараже. Кто им дал
пропуск. Пусть проверит двух мужчин, которым выдали в банке пропуск на
посещение.
Она перевела его слова. И короткий ответ Цубои.
— В банке не было посторонних. Он проверил всех
посетителей. Двое мужчин с такими приметами в банк не приходили, —
сообщила Фумико.
Цубои задал какой-то вопрос. Фумико взглянула на него, потом
посмотрела на Дронго.
— Что он спросил? — уточнил Дронго.
— Он говорит, кто-то трогал пистолет после того, как из
него стреляли, — пояснила Фумико, глядя на Дронго. — Экспертиза
установила, что пистолет протирали носовым платком и на рукоятке остались
микрочастицы платка.
Дронго слушал с каменным лицом. Фумико начала заметно
волноваться.
— Говори спокойнее, — попросил Дронго, — мне
не хочется, чтобы ты так нервничала.
Цубои продолжал говорить. Фумико облизнула губы и перевела
следующие его слова.
— Экспертиза установила, что пистолет протирали носовым
платком, который мог быть куплен в Париже, — продолжал Цубои. — И я
уверен, что оружие протирали именно вашим платком, Дронго. Она тревожно
взглянула на него, ожидая ответа.
