— Взяла, взяла. — Как бы Соне хотелось, чтобы мама обсуждала с ней что-нибудь, помимо диеты! Подруг, парней. Кирилла… Опомнившись спустя четыре года практически полного отсутствия в жизни дочери, мама решила, что обязана превратить Соню в красавицу.
«Уж не стесняется ли она меня?» — засомневалась Соня.
— Взять — мало. Надо есть.
— Я ем.
— И сколько мы скинули?
— Полтора кило, — соврала Соня.
— А мы — молодцы, да?
Стало стыдно. Алиса влезла в камеру и помахала маме рукой.
— Лариса Викторовна, здрасте!
— Привет, Алиса! Хорошо выглядишь! Вот, дочь. — Мама раскинулась в кожаном кресле своего московского офиса. — Бери пример с подруги. Какая она худенькая и хорошенькая.
«Не то что я», — закончила мысленно Соня.
— Ладно, мам, мне надо бежать.
— Бег — волшебное средство, враг калорий. Что нужно сказать на прощание?
— Мам, я… здесь люди…
— Что нужно сказать?
Соня глубоко вздохнула:
— Я смогу себя исправить.
— Умница. И не ешь после семи!
— Ладно, ладно. — Соня прервала связь и высунула язык, гримасничая. — Задрала!
— София, не нервничай, это вредно для фигуры. Лучше смотри сюда. — Алиса вытряхнула из рюкзака упаковку чипсов и россыпь шоколадных батончиков.
— О господи! — воскликнула Соня. — Как они прекрасны!
— Лопай и помни доброту тети Алисы.
— Блин, спасибо! — Соня растерзала упаковку, загребла ладонью золотистые чипсы. — Вкуснотища!
— Приятного аппетита, обжора. Там, к слову, пятьсот десять калорий в ста граммах.
— Пофиг, — прохрустела Соня с набитым ртом.
Алиса повернулась к Оле, подмигнула:
— Мне выгодно иметь жирную подружку.
— На самом деле она меня любит, — сказала Соня.
Алиса просканировала новенькую долгим взором. Оля не любила, когда ее изучали вот так — в открытую. Но взбалмошная Алиса Талалаева, пожалуй, понравилась ей. Была в девчонке свобода, которую мечтала Оля обрести.
Умение идти наперекор и держать спину прямо.
В прежней школе Оля слыла девочкой скорее замкнутой, отчужденной. Тяжело идущей на контакт. Ни стать душой коллектива, ни особо дерзить взрослым она не умела. А в лидеры выбивались либо душки, либо наглецы.
— От тебя тоже родаки избавились, Краснова?
— Типа того.
— Ты, это. Не стесняйся. Налетай на картоху.
— Обед же будет…
— И чего? — брызнула крошками Соня.
Оля взяла горсть чипсов.
— Нам надо вместе, — сказала Алиса. — Стаей. Иначе не проживешь, загнешься. Вообще предлагаю создать девичью банду. Грабить и убивать дураков.
— Я в теме, — сказала Соня.
— Ты у нас за двоих считаешься, так что уже трио. Краснова, ты с нами?
— Ну… наверное. — Оля осторожно улыбнулась.
— О, вижу красивую улыбку, чую соперницу. Квартет «Жесткие цыпочки» к бою готов!
Девочки засмеялись.
К двум часам поперли вороны. Оседлали ветви деревьев, заполонили небо черными тучами. Из столовой учащиеся слушали похоронное карканье, шелест крыльев, перепалку птиц.
Поварихи шлепали в подставленные тарелки пюре. Они, поварихи, минуту назад говорили на пищеблоке о ночных шорохах: кто это, мол, ходит по коридорам и скребется в двери? Кошки? Ежи?
Ученики садились за продолговатые столы. Сдобная Элеонора Павловна дирижировала подопечными:
— Симонова, с хлебом ешь. Артур, салфетку бери!
Малыши неохотно ковыряли вилками порции. Оля нашла в толпе пригорюнившегося брата, помахала издалека. Он чуть шевельнул пальцами: робкий, забитый. Оля часто намекала маме, что братец с приветом. Да, она сама не отличалась социальной мобильностью, но в восемь лет бояться темноты и Буки? Не отходить ни на шаг от мамы, плакать, попав под дождь?
Чудик…
* * *
— Видишь, вон там? Я про него говорила… — Тот глист?
Две десятиклассницы шептались, косясь на парня, одиноко сидящего у колонны. Он был худым, с непослушными, падающими на брови волосами.
— Мы его в четверг облили томатным соком.
Девочки захихикали.
Женя догадался, что смеются над ним, — так школьные парии тонко чувствуют всякий ироничный взгляд, всякую ухмылку. Он не придал смеху особого значения: учился игнорировать агрессию. Простое упражнение: представляешь вокруг себя бетонную стену — ментальную ограду от хамья и зубоскалов.
Женя рисовал. Шариковая ручка скользила по бумаге: бедра покруче, меч помассивнее. Звездочка — это обоюдоострое лезвие блестит. Черточки — это вибрирует энергия, источаемая героиней. На тетрадном развороте длинноногая красотка в трико рубила мечом киборга. Художник не поскупился: из декольте выпирали полушария пышной аппетитной груди. В бровь героини Женя вставил колечко, красной пастой изобразил короткие, торчком, волосы.
— Добби, вот ты извращенец!
Женя попытался захлопнуть тетрадь, но прототип воительницы опередил.
— Отдай! Отдай же!
Алиса оттолкнула его руку и плюхнулась на лавку, напротив. С ней были Соня и девочка, которую он раньше не видел в интернате. Густые каштановые локоны, настороженные манеры новичка…
«Милая такая», — подумал Женя.
— Под мечом ты подразумевал свое хозяйство?
— Чего? — Женя залился краской стыда.
— Того, отличник! Фрейдизм! Между прочим, — Алиса швырнула тетрадку через стол, — сиськи у меня больше. — Она стиснула ладонями объемистую грудь — Оля только мечтала о такой. Третий размер как минимум. — Правда же?
— Ага, — не отрываясь от картошки, подтвердила Соня.
— Во-первых, это еще не доделано, — сказал Женя. — Во-вторых, это вообще не ты.
— Ну да, однояйцевый близнец. К твоему сведению, девушки любят, чтобы их защищали от киборгов. А не вручали им меч для самообороны.
Женя потупился.
— Я — Оля, — представилась шатенка скромно.
— Я…
— Добби, — подсказала Алиса. — Он тут живет постоянно, даже по выходным. Сторожит пыль! Или учится у мастеров живописи, как задницы рисовать.
Оля вспомнила неопрятные полотна из холла. Их так и не увезли, а, очистив от паутины, повесили обратно на стены.
— Вообще-то, я — Женя. Меня не могут забрать.
«Как знакомо», — подумала Оля. Сколько в этой фразе щемящей тоски, будто речь о щенках или разонравившихся куклах: «Меня не могут забрать».
