Кое-кто молитвенно стиснул ладони, и Леденчик начал читать «Отче наш». Но Безногий отпихнул его в сторону:
– Сгинь, святоша!
Но тот продолжал молиться вслух. Алмиро плакал и повторял: «Нет! Нет!» Остальные стояли в растерянности. Барандан трясся от страха, думая, что уже подцепил заразу.
– Ну вот что, – снова заговорил Безногий. – Добром не пойдешь – мы тебя выкинем силой. А иначе все подохнем! Вы что, не понимаете? Надо убрать его отсюда, а на улице его подберут санитары, свезут в больницу.
– Нет. Нет. Ради бога, нет, – всхлипывал Алмиро.
– Это кара… – твердил Леденчик.
– Заткни глотку! – прикрикнул Безногий. – Бери его, ребята, раз сам не хочет идти.
Видя, что «генералы» мнутся в нерешительности, он подошел к Алмиро и уже приготовился дать ему пинка:
– Кому сказано? Проваливай вместе со своими болячками!
Алмиро съежился:
– Нет! Ты не имеешь права, Безногий! Я тоже – «генерал». Пусть Педро придет…
– Это Божья кара, Божья кара… – повторял Леденчик, и Безногий, вконец разъярившись от этих слов, пнул Алмиро ногой:
– Убирайся, зараза! Убирайся, херувимчик!
Но в эту минуту кто-то схватил его за плечо и отшвырнул в сторону.
Это был Вертун с револьвером в руке. Он загородил Алмиро собой, глаза его сверкали, как вспышки выстрелов.
– Кто подойдет – схлопочет пулю! – сказал он, с мрачной угрозой оглядывая лица стоявших перед ним.
– Какого черта ты вылез? – Безногий все еще надеялся переломить ход дела в свою пользу.
– Алмиро – член шайки. Он – наш. Он правильно говорит. Выкидывать его вон я не позволю. Что он – солдат, «фараон»? Дождемся Педро, ему решать. А до его прихода чтоб никто не смел трогать Алмиро – пристрелю, как легавого.
«Генералы» разбрелись кто куда. Безногий сплюнул с досады:
– Все вы – погань трусливая… – и отошел. Он улегся на полу рядом со своей собакой, и те, кто находился поблизости, слышали, как он бормотал: «Трусы, трусы».
Вертун, не выпуская из рук револьвера, стоял, загораживая собой Алмиро, а тот продолжал плакать, поглядывая на язвочки, усеявшие все его тело. Леденчик молился, прося Господа явить не справедливость, но милосердие.
Потом он вспомнил о падре Жозе Педро и опрометью выбежал из пакгауза. Но и торопясь к дому падре, он продолжал молиться, и страх перед гневом Бога застилал ему глаза.
Через некоторое время вернулся Педро Пуля в сопровождении Профессора и Большого Жоана. Предприятие их увенчалось успехом, и они, смеясь, обсуждали подробности. Кот – он тоже ходил с ними – заглянул по дороге к Далве. Войдя в пакгауз, троица прежде всего увидела Вертуна с револьвером в руке.
– Это еще что такое? – спросил Педро.
Безногий поднялся и вместе со своим псом подошел к ним:
– Вертун, тварь сертанская, не дает нам сделать, как решили. – Он кивнул в сторону Алмиро. – У нашего ангелочка – оспа.
Большой Жоан съежился. Педро поглядел на Алмиро. Профессор шагнул к Вертуну.
– Расскажи, как было дело, – велел Педро.
– Малец подцепил проклятую заразу. – Вертун показал на плачущего Алмиро. – А сволочь Безногий – хуже полицейского – хотел выкинуть его на улицу, чтоб санитары забрали. Я до поры не встревал. А тот не хочет идти. Тогда все они, – он сплюнул, – решили выбросить его. А он говорит: подождите, Педро придет, рассудит. Я подумал: он верно говорит – и вступился. Нельзя так со своими поступать, это ж не полицейский…
– Ты хорошо сделал, Вертун, – хлопнул его по плечу Педро. – Так у тебя оспа?.. – спросил он у Алмиро. Тот только кивнул, сотрясаясь от рыданий.
– А что ж мы можем сделать? – крикнул Безногий. – Сюда санитаров не позовешь: завтра же вся Баия будет знать, где скрываются «Генералы песчаных карьеров». Надо отвести его в город. Хочешь не хочешь, а надо…
– Не твое дело решать! – сказал Педро. – Чего ты раскомандовался? Отойди, пока я тебе не двинул.
И Безногий, бормоча что-то себе под нос, отошел. Щенок завозился у его ног, он пнул его, но тотчас, пожалев, притянул к себе и стал гладить, не переставая наблюдать за тем, что происходило рядом.
А Педро Пуля подошел к Алмиро. Большой Жоан тоже было шагнул за ним, но не совладал с собой: страх перед оспой, живший в его душе, пересиливал даже его доброту. Рядом с Педро оказался один Профессор.
– Покажи-ка, – сказал он Алмиро.
Тот вытянул руки, сплошь покрытые язвочками.
– Пустяки, – облегченно вздохнул Профессор. – Когда настоящая оспа, нарывы сразу чернеют…
Педро размышлял. Молча прошелся по пакгаузу. Большой Жоан все-таки сумел победить свой страх и медленно, точно каждый шаг давался ему с неимоверным трудом, подошел к Алмиро поближе. В эту минуту в двери влетел Леденчик, а за ним – падре. Он поздоровался, спросил, кто заболел. Леденчик показал на Алмиро, и падре опустился рядом с ним на пол – взял его руку, внимательно осмотрел. Потом сказал Педро:
– В госпиталь надо.
– В больницу?
– Да.
– Нельзя, – ответил Педро.
Безногий снова оказался рядом с ними:
– А я о чем толкую столько времени?! В больницу, в больницу!
– Никуда он не пойдет, – повторил Педро.
– Но почему, сын мой? – спросил падре.
– А потому, ваше преподобие, что из больницы никто еще не возвращался. Никто, понимаете? Алмиро – один из нас. Мы не можем это сделать.
– Но ведь есть закон…
– Умирать?
Падре смотрел на вожака «генералов» широко раскрытыми глазами. Эти бездомные мальчишки словно задались целью каждый раз ошеломлять его: они гораздо умней, чем кажутся. А в глубине души он знал, что они правы.
– Никуда он не пойдет, – сказал Педро.
– Ну и что ж тогда ты собираешься делать?
– Сами вы́ходим.
– Как?
– Позову матушку Анинью.
– Она не умеет лечить оспу…
Педро растерялся и только после долгого молчания сказал:
– Все равно… Пусть лучше умрет здесь, чем в лазарете.
– Да он же всех перезаразит! – снова вмешался Безногий. – Мы все заболеем… – кричал он, обращаясь к остальным членам шайки. – Нельзя его оставлять!
– Заткнись, сволочь! – взвился Педро.
– А ведь он прав, – тихо сказал падре.
– Мы не отдадим его в больницу. Вы же добрый человек, падре, как вы не понимаете, что там-то он наверняка погибнет. Из этих бараков живыми не выходят.
Падре знал, что это правда, и молчал, смешавшись.
