– Ты ешь и жди меня, а я скоро. Только смотри никуда не уходи, а то потеряешься.
Зе, самозабвенно жуя черствый рогалик, кивнул. Дора поцеловала его на прощание и ушла.
Полицейский, который объяснил ей, как идти дальше, так и шарил глазами по наливающейся груди. Растрепанные белокурые волосы развевались под ветром. Горели обожженные ступни, все тело ныло от усталости. Но делать нечего – надо было пройти весь квартал, чтобы попасть в дом № 611. Добравшись до № 53, она остановилась передохнуть и сообразить, что же она скажет хозяйке. Потом зашагала снова. Теперь ее мучила не только усталость, но и голод – нестерпимый, требующий немедленного утоления. Доре хотелось зареветь, упасть прямо на мостовую, под палящие лучи, и не шевелиться. Усталость да еще вдруг нахлынувшая тоска по родителям измучили ее. Но она все же собралась с силами и двинулась дальше.
611-й оказался настоящим дворцом. На качелях, подвешенных на манговой пальме, сидела девочка ее возраста, а паренек лет семнадцати раскачивал веревку. Оба смеялись. Это были хозяйские дети. Дора посмотрела на них с завистью, потом нажала кнопку звонка. Мальчик, не оставляя своего занятия, оглянулся на нее. Дора позвонила еще раз, и появилась служанка. Дора сказала, что хотела бы видеть дону Лауру. Служанка с недоверием оглядела ее, но в эту минуту мальчик отпустил качели и подошел к ним. Он скользнул внимательным взглядом по груди Доры, по выглядывающим из-под платья коленкам и спросил:
– Тебе что?
– Мне бы дону Лауру повидать. Я – дочь Маргариды, она приходила к вам стирать… Дона Лаура не знает, что она умерла…
Паренек не сводил глаз с ее груди. Дора была красива: большеглазая, златовласая. Бабка у нее была мулаткой, а дед – итальянец. Маргарида говорила, что она вся в него, такая же белокурая… Под внимательным, неотрывным взглядом хозяйского сына Дора смутилась, опустила глаза. Тот тоже немного смешался и приказал горничной:
– Позовите маму.
– Сейчас.
Он закурил, выпустил дым, сложив губы трубочкой, снова покосился на ее грудь.
– Работу ищешь?
– Ищу, сеньор.
Ветер чуть приподнял подол ее платья, мелькнула полоска бедра, и в голове парня сразу зароились соблазнительные мысли: он представил себе, как по утрам Дора будет приносить ему кофе в постель и все, что за этим последует.
– Я попрошу маму подыскать тебе место у нас…
Дора поблагодарила, хотя ей было и неловко и страшновато от его нескромных взглядов. Тут подошла седовласая дона Лаура, а за нею – веснушчатая, но миловидная дочка, оглядевшая Дору с ног до головы.
– Мама умерла у меня… Помните, сударыня, вы хотели меня взять?
– А от чего же умерла бедная Маргарида?
– От оспы, – сказала Дора, не понимая, что этими словами закрывает себе вход в этот дом.
– От оспы?
Дочка в испуге отшатнулась от двери. Паренек невольно сделал шаг назад и, подумав об оспинах на груди Доры, сплюнул от омерзения.
– Место, которое я тебе предлагала, уже занято, – скорбным голоском произнесла дона Лаура.
Дора вспомнила про брата.
– Может быть, вам, сеньора, нужен мальчик – бегать за покупками, выполнять всякие поручения? У меня есть брат…
– Нет, милая, не нужен.
– Может быть, кому-нибудь из ваших знакомых?..
– Нет. Если узнаю, рекомендую тебя… – Она явно хотела отделаться от нее. Повернулась к сыну: – Эмануэл, у тебя есть при себе деньги?
– Есть. Зачем тебе?
– Дай мне два мильрейса, – и, получив монету, положила ее на столбик ограды: ей было страшно даже прикоснуться к Доре, она хотела, чтобы та ушла как можно скорее, не занесла в дом заразы. – Вот, возьми. Помоги тебе Бог.
Дора пошла прочь. Хозяйский сын засмотрелся на ее округлые бедра, покачивавшиеся под тесноватым платьицем, но голос доны Лауры отрезвил его:
– Дос Рейс, протрите-ка спиртом дверь и звонок. С черной оспой шутки плохи…
Он отправился качать сестру на качелях, время от времени со вздохом вспоминая, какая замечательная грудь была у этой нищей девчонки.
Зе на скамейке не оказалось. Дора в ужасе представила себе, что он пошел по улице, заблудился, пропал. Где его искать? Ведь города она совсем не знает… Ноги у нее подкашивались от усталости, от безысходности, от тоски по матери. Кроме того, очень хотелось есть. Она подумала, не купить ли хлеба (ведь теперь у нее было две тысячи четыреста рейсов), но вместо этого кинулась искать брата. Вскоре она увидела его: Зе ползал под деревьями в сквере и ел зеленые сливы. Дора хлопнула его по рукам:
– Ты разве не знаешь, что от этого живот болит?!
– Я кушать хочу…
Дора купила хлеба, они заморили червячка… Весь этот день бродили они от дома к дому, и всюду им отказывали: страх перед оспой превозмогал любую доброту. К вечеру Зе просто падал с ног от усталости. Отчаявшись, Дора решила возвращаться домой, но так не хотелось быть в тягость беднякам-соседям, не хотелось идти туда, откуда вынесли гроб с телом ее матери и мешок, в котором шевелился еще живой отец. Она опять оставила Зе на скамейке в садике, а сама побежала купить хлеба, пока не закрылись булочные. Денег больше не было… Когда зажглись фонари, она сначала восхитилась этим зрелищем, но тут же испытала к городу враждебное чувство: он ничем не помог ей, только обжег ее ступни и измотал до полусмерти. Все эти красивые дома отвергли ее. Сгорбившись, вытирая слезы, она подошла к тому месту, где оставила брата. Он опять исчез. Дора обегала весь сад, пока не нашла его: Зе смотрел, как двое мальчишек – высокий крепкий негр и тщедушный белый – играют в «гуд». Она опустилась на скамейку, подозвала Зе. Заметив ее, мальчишки тоже поднялись на ноги. Дора развернула пакет с рогаликами, протянула один брату. Мальчишки смотрели на нее – негр явно был голоден. Она угостила их, и все четверо молча набросились на черствый хлеб (он стоил дешевле). Потом негр удовлетворенно хлопнул ладонью о ладонь и спросил:
– Малец сказал, у тебя мать от оспы померла?
– И мать, и отец…
– Вот и у нас беда…
– Отец?
– Нет, не отец. Один наш паренек, Алмиро звали.
– Устроилась куда-нибудь? – открыл рот молчавший до этого белый.
– Нет. Как скажу про оспу, сразу гонят…
Вот теперь Дора дала волю слезам. Зе играл шариками, которые мальчишки оставили на земле. Негр почесал в затылке. Щуплый поглядел сначала на него, потом на Дору:
– Ночевать есть где?
– Негде мне ночевать.
Тогда он сказал своему товарищу:
– Давай ее в «норку» сведем…
– Девчонку?.. А что нам Пуля на это скажет?
– Видишь, плачет… – еле слышно проговорил тщедушный паренек.
