— Как будто мне есть до этого дело, Киирис, — спокойной ответил Дэйн. Если истина и потрясла его, то он ничем не выдал своих чувств. Он словно услышал то, что давным-давно знал, хоть вряд ли мог знать.
— Тебе не может быть все равно.
— Почему?
— Потому что я сделала то, что нельзя простить.
— Знаешь, почему я позволил тебе думать, что это уничтожил Нерушимый Аспект?
Она промолчала, зная, что какой бы ни была догадка, она все равно ошибется. С этим мужчиной так было всегда: он был еще большей загадкой, чем она сама. Загадкой, которую она видела насквозь и которую не могла бы разгадать даже будь у нее все время мира.
— Я хотел, чтобы ты осознала, что я поступить точно так же, потому что, мое рогатое проклятье, я бы не задумываясь совершил то же самое, если бы знал, что это — единственный способ добиться чего-то большего для моих людей. Хочешь правду? Поступок Раслера заставил меня задуматься все лия делаю правильно. В конце концов, если бы не его… ваша безумная выходка, мы бы, возможно, до сих пор были всего лишь марионетками мейритов, которые могли уничтожить нас в любой момент одним лишь щелчком пальцев. Каждый ребенок в Нэтрезе мечтал их уничтожить, но путь от мечты до реальности хватило сил пройти лишь моему безумному брату. С твоей ли помощью или без — теперь это не имеет значения. Страница в истории империи уже написана, и для потомков именно я буду тем, кто уничтожил последних живых детей богов. На остальное мне, строго говоря, плевать.
Киирис казалось, что каждым своим словом император отламывал большой кусок ее внешней оболочки, срывал покровы, которые она носила, словно броню. Она была куколкой уродливой бабочки, которой он помогал переродиться во что-то такое, что мейритина сама до конца не понимала.
— Ты не злишься на меня? Не прикажешь отвести меня на плаху? Не обелишь свое имя? — Вопросы, какими бы бессмысленными они ни казались теперь, сыпались из нее вместе с потоком рвущейся из-под контроля теургии.
— Нет, нет и нет на каждый твой вопрос. Ты слишком глубоко во мне, мое рогатое проклятие, чтобы даже помыслить о подобных глупостях. Мне все равно, что ты натворила в прошлом, все равно, скольких людей ты убила и какими были твои мотивы. Это было в прошлой жизни. До тебя. До нас. Тебе не нужно мое прощение или наказание, Прости себя сама — и иди дальше вместе со мной, даже если наша дорога заканчивается за следующим поворотом. — Дэйн поманил ее и Киирис послушно приблизилась. — Возможно, последняя мейритина, быть со мной и есть твое наихудшее наказание.
Вместо того, чтобы что-то ответить, она обхватила его руками так крепко, как только могла. Древняя теургия пульсировала в висках, стучала тревожным набатом, подбрасывая все новые и новые образы будущего, которое уже стояло на пороге их с Дэйном одной на двоих жизни. Теперь они связаны чем-то большим, чем месть — они связаны грехами друг друга.
«Я не позволю ему исчезнуть».
Она едва ли понимала, что делает, когда потянулась к своему единственному мужчине не губами, но своей расколотой душой. Она так остро нуждалась в нем, что все прочие мысли отступили за задний план. Даже если завтра мир рухнет и все они превратятся в ничто — сегодня она будет принадлежать ему вся без остатка.
— Я всерьез собирался прогнать тебя, — выдохнул Дэйн, но не сопротивлялся, когда Киирис опрокинула его на кровать. Ладони императора скользнули вверх по ее бедрам. — И до сих пор не уверен, что раздумал.
— Иногда даже императорам нужно позволять кому-то одержать над собой победу, — прямо ему в губы выдохнула Киирис. Он собирался поцеловать ее, но Киирис отстранилась, зажала его волосы в кулаке, оттягивая голову назад. — Сегодня, император, ты будешь мой весь без остатка.
Он с минуту пристально изучал ее лицо, как будто собрался высмотреть там причины столь резкой смены настроения, и мейритина не препятствовала этому. Пусть смотрит, пусть хорошенько запоминает ее, потому что теперь они прикованы друг к другу, будут вместе до самого конца. И осознание неизбежности грядущего, словно острый нож, полоснуло по оголенным нервам.
— Мое рогатое проклятие, — прошептал император, и, казалось, наслаждался тем, что на этот раз инициатива в ее руках. Он снял корону и с величайшей осторожностью возложил ее на голову мейритине, а затем властно стянул рукава туники с плеч Киирис. — Ты создана для нее.
Ей было все равно, значит ли это признание или просто слова мужчины, который — она это знала с самого начала — одержим желанием владеть ею. Ей было все равно, даже если бы весь мир за окнами замка превратился в прах. Здесь и сейчас имело значение лишь одно: она будит любить своего Дэйна так сильно, как только способна — и даже больше того. Она подарит ему что-то большее, чем любовь — саму себя. Ведь только так сможет, наконец, освободиться из заточения, в котором оказалась по собственной воле.
Император мягко очертил пальцами ореолы ее сосков, наслаждаясь тем, как стремительно ее тело отреагировало даже на такую незначительную ласку. Киирис вытянулась на нем, словно струна, и чтобы не упасть, уперлась ладонью в его колено, второй рукой продолжая удерживать его за волосы, хоть теперь уже и не так настойчиво.
— Мне нравится видеть, как идеально ты мне подходишь, — прошептал он, а затем осторожно потянул губами возбужденный твердый сосок. Прикусил, выживая из нее стон боли, но лишь для того, чтобы в следующее мгновение слизать эту боль языком. — Ты сводишь меня с ума, мейритина.
Она хотела было ответить, что это же утверждение справедливо и для нее тоже, н новая порция ласки вырвала из головы все мысли разом. Были лишь он и она, два израненных демонами собственного прошлого тела, которые собирались найти облегчение в обладании друг другом. Вопреки судьбе и здравому смыслу снова и снова пытаться найти хотя бы крупицу надежды сохраниться в глазах своего отражения.
Киирис потребовалось одно движение, чтобы спуститься ниже по его бедрам. Не отрывая взгляда от лица Дэйна, она послабила завязки на его штанах. Император приподнял бедра, помогая себя раздеть. Точно так же, как и она, Дэйн не собирался ждать долгой прелюдии.
Она чувствовала, что он старался не быть грубым, но его голод, ненасытность и желание обладать ею без остатка рвались наружу с каждым нетерпеливым движением. Киирис нравилось ощущать, как его требовательные пальцы с силой вжимаются в ее тело, вынуждая подняться выше, занять свое место у него на бедрах.
— Киирис, ради Богов… — Он сперва хрипло рассмеялся, потом застонал.
Этот великолепный сильный мужчина нуждался в ней в эту минуту так же сильно, как она нуждалась в нем с момента, как впервые увидела. Она хотела дразнить его собой бесконечно долго, но тело рвалось к нему, тянулось каждой своей клеточкой. Раствориться в нем без остатка — слишком просто и слишком блекло. Он должен принадлежать ей весь без остатка, чтобы она проникла в него всей своей душой. Только так все возможно будет вернуть вспять. Лишь отдав ему частичку своей жизни она сможет вернуть своего Дэйна, где бы он ни был.
