— Ты слишком хорош, чтобы до сих пор не знать женщины, — подразнивает она, помогая себе рукой. Подушечкой большого пальца поглаживает вену, прикусывает, пока я не начинаю шипеть — и тут же зализывает, как нашкодившая кошка. — Раслер… Раслер…
И что-то рвется во мне. Предательски ломается как раз в тот момент, когда я беспомощно расслаблен и подчинен самым низменным инстинктам.
Я пытаюсь сосредоточиться на чем-то другом, но ничего не получается.
Раслер… Эхо минувшей ночи просыпается во мне, колотит в виски знакомым тихим голосом моей королевы: Раслер, Раслер. Мое имя будто создано для ее губ и ее голоса. Я пытаюсь отстраниться, но Кэли яростно вонзает ногти мне в бедра и продолжает свою игру.
Проклятье!
«Раслер… Раслер…»
Мьёль торчит в моей голове, словно заноза под ногтем: ее не вытолкать, не выдернуть, можно лишь попытаться игнорировать боль, но я не могу. И понимание того, что на самом деле кроется за этим «не могу», опустошает меня в тот момент, когда тело, наконец, получает желаемое расслабление.
Кэли довольно мурлычет, стонет и облизывает губы. А мне противно от того, что в момент нашей, пусть и лишенной любви близости, в моих мыслях была другая женщина. Та, которую я никак не ожидал там увидеть.
— Твоя очередь, мой господин. — В два счета тенерожденная оказывается на мне, спускает с плеч нижнюю сорочку и чуть привстает на коленях, поигрывая с собственными возбужденными сосками. В этот момент она, вероятно, одна из самых соблазнительных женщин, что я видел за свою не такую уж и короткую жизнь. — Уверен, что…
— Уверен, — перебиваю я, предвидя ее вопрос, пытаюсь сосредоточиться на зрелище гибкого женского тела, но мысли снова тянет в сторону навязчивого шепота. Он словно застрял в моих ушах, утаскивает туда, где темно, пахнет ее морозными волосами и горячим шепотом в наш дикий поцелуй. Я знал, что она сломает меня. — Не молчи, Кэли.
Она принимает это за сигнал, наклоняется к моему уху и начинает шептать похотливые непристойности. Несколько долгих мгновений, пока я осторожно поглаживаю ее между ног, мне кажется, что наваждение развеялось, но тщетно. Стоит пальцам нырнуть в ее влажность, как в голове, словно взрыв, вспыхивает образ Мьёль. Я почти чувствую шелк ее волос у себя между пальцами, откидывая голову и позволяю Кэли танцевать на моей руке.
К дьяволу!
Катись оно все в огненную пропасть!
Я позволяю Кэли тереться о мою ладонь, потому что лишь она одна знает, как сделать так, чтобы мои отравленные касания не поранили ее нежную плоть.
«Раслер… Раслер…»
Я приоткрываю рот, воображая, будто поймаю ее шепот губами. Сумасшедшая фантазия, в которой мы все еще сидим в холодной темной башне, а моя Белая королева одета лишь в шелк лунного света. Мне так сильно хочется ее поцеловать, что приходиться до крови прикусить губу. Шепот Кэли давно остался за границами моей извращенной фантазии, потому что я берегу ее, как зеницу ока.
Кэли громко стонет мне в ухо, ее тело подрагивает на моих руках и наконец расслабляется. Тенерожденная обвивается вокруг меня, игриво покусывает за ухо.
— Тебе придется сменит перчатки, мой господин.
Она всегда говорит это, когда наши игры заканчиваются вот так, и обычно я говорю в ответ что-то ласковое, чтобы ее порадовать и поблагодарить за доставленное удовольствие. Но сегодня у меня нет слов. Сегодня я хочу тишины, чтобы наслаждаться своими безумными мечтами.
Проходит немного времени, и я замечаю, что Кэли уже успела одеться и сейчас стоит напротив и хмуро рассматривает мое лицо.
— Ну и где ты только что был? — спрашивает она слегка раздраженно.
Я не собираюсь отвечать, поднимаюсь и стряхиваю перчатки с рук. Кончики пальцев болят так сильно, будто их защемили в раскаленных тисках. Сжимаю ладонь в кулак, подстегиваю теургию струится быстрее, впрыснуть в мои вены немного разрушительного яда чтобы хоть немного разбавить неприятный ощущения. Само тело словно наказывает меня за то, что я думал о другой женщине, наслаждаясь ласками Кэли. Это не укор совести, ведь я ничего ей не обещал, но мне противно, что она стала безмолвным свидетелем нашей слабости перед физиологической потребностью тела.
Не дождавшись ответа, Кэли пожимает плечами и исчезает из поля моего зрения.
А я нервно срываю с себя одежду, практически бегу в сторону купальни и падаю в бассейн. Ледяная вода отрезвляет, сковывает мышцы и замедляет ход мыслей, но Мьёль все равно в моей голове. Я несколько раз окунаюсь с головой, но тщетно. Едва ли не впервые в жизни зол так сильно, что хочется крушить все вокруг.
Выныриваю — и вижу ее, как живую. Стоит на краешке бассейна и смотрит на меня широко распахнутыми голубыми глазами. Стыдливый румянец отчетливо виден на ее бледной коже, грудь часто поднимается и опускается, а пальцы теребят вышитый носовой платок.
И я ломаюсь перед этой химерой моего воображения, подплываю к ней, хватаю за руку и в один рывок тяну на себя. Всплеск, брызги, наша короткая борьба, в которой воображаемая Мьёль проигрывает, и чтобы сохранить равновесие обхватывает меня за шею.
Пальцы сами тянутся к высокому вороту — мне мешает эта проклятая ткань.
Я понимаю, что безумен. Что она в самом деле разрушила меня вчерашней ночью, нашла, куда ударить своей горечью, обидой, ненавистью и страстью, которые — я это чувствую — мы оба пытаемся гнать прочь, словно назойливое насекомое.
Звук рвущейся ткани ласкает мой слух. Я жадно скольжу взглядом по ее коже — и натыкаюсь на уродливое красное пятно ожога.
И, цепенея, слышу испуганный шепот:
— Лучше убей…
Глава восьмая: Мьёль
Я замерзаю. Буквально за мгновения все внутри меня превращается в лед, каменеет от того, что со мной делают руки этого мужчины. Хочу кричать, звать на помощь — и не могу. Кто меня спасет, когда все здесь боятся даже посмотреть в его сторону. Здесь повсюду лишь его неупокоенные, которые всегда оказываются рядом, стоит Раслеру лишь пожелать.
Его прикосновения убивают. Я чувствую, что этот фиолетовый туман между пальцами проникает в меня, словно огонь в плоть грешника на очистительном костре. Но я и рта не могу раскрыть.
— Пожалуйста, просто позволь мне больше не страдать… — Я с трудом узнаю собственный безумный шепот. Зачем я это говорю, если только что решил жить? Если почти примирилась с желанием выживать вопреки позору?
Наследник костей отступает, проводит пятерней по мокры волосам, стряхивает влагу. В его взгляде рассеянность.
— Прости, я позволил себе забыться, — говорит он, протягивает руку, чтобы коснуться меня, но я отшатываюсь от него — и падаю на спину.
Вода принимает меня с головой, растекается ледяным забытьем по горлу, наполняет легкие. Я пытаюсь вырваться из этого плена, но у меня ничего не получается. Руки и ноги не слушаются. Мне остается лишь уповать на то, что нелюбящий муж придет мне на помощь.
