Но…
Здесь так темно. Только что я видела тусклый свет, размытый по дрожащей зеркальной глади — и темнота. Мрак, в котором прячется что-то настолько холодное, что мне становятся страшно. Оно протягивает ко мне невидимые руки, шепчет слова, которых мне не понять и за сто лет. У него множество лиц, которые перетекают друг в друга, меняясь, словно отголоски воспоминаний. Кто эти люди? Я уверена, что знаю их, но никак не могу вспомнить.
«Кто вы»?» — спрашиваю я, почти уверенная, что они слышат мой мысленный зов.
Пустота наползает на меня, бессвязно бормочет и шепчет. Хватает меня за руку — и на мгновение передо мной вспыхивает одно единственное лицо: человеческое, с громадным окровавленным клювом орла. Я хочу вырваться, но не могу. Хочу кричать — и захлебываюсь.
А он громко щелкает и яростно тянется ко мне, подминая, будто я сухая травинка под тяжелым сапогом. Мне никак не спастись и не сбежать.
— Мьёль! — Раслер вырывает меня из этого плена, возвращает способность видеть.
Но мне слишком тяжело дышать. Я пытаюсь — и не могу. Открываю рот, как полудохлая рыба, рассеянно взмахиваю руками, не в силах даже дотянуться до горла. Туда словно вонзили каменный меч великана, и в эту дыру вытекает моя жизнь.
— Мьёль, дыши.
Я чувствую, как мой король поднимает меня на руки, вырывает из ледяной стихии, которая, как и все на много миль вокруг, беспомощна перед его древним колдовством.
И я будто лечу.
— Дыши, дыши… — шепчет Раслер.
Мир в моих глаза перевернут вверх ногами, и бесполезно пытаться сосредоточиться на действительности, потому что она утонула в символах, которых мне никогда не расшифровать: знаки, что вращаются вокруг нас, пульсируют тьмой, разлетаются, будто смертоносные мотыльки, а потом снова собираются, чтобы превратиться в бесформенную фигуру с прилипшими ко лбу и вискам мокрыми волосами. Я зажмуриваюсь, почти уверенная, что снова увижу того, с орлиным клювом, но глаза раскрываются сами собой.
«Белая королева… — шепчет, не раскрывая рта, мой собственный призрак. — Королева мертвецов».
Я вскрикиваю. Вода хлещет из горла, а вместе с ней и моя безмолвная слабовольная просьба о помощи.
— Раслер, Раслер… — Сейчас его имя — единственный якорь, который мешает мне утонуть в штормящем вокруг безумии. — Раслер… Я боюсь… Они придут за мной.
— Я не позволю, — отвечает он.
Этой уверенностью можно превращать в прах глыбы векового льда в Краю пустоты.
Его руки на моей талии. Убивают и воскрешают одновременно. Его сиреневый взгляд — вся моя вселенная.
Он спас меня.
Снова.
Но я не помню, когда же был предыдущий раз. Знаю лишь, что все это — отголосок прошлого, где все слишком спутанно и туманно, где не отыскать тропинки без проводника.
— Раслер… — Я вижу, как меняется лицо моего короля, когда его имя срывается с моих губ. Он жмурится, прикусывает нижнюю губу. — Раслер. Мой Раслер.
Я безумна, ведь я боюсь его, но в это мгновение желаю лишь одного — соединится с ним. Стать частичкой его раненной души.
— Тебе нужно согреться, — шепчет он, отводя взгляд в сторону.
И уносит дальше. Я обхватываю его шею руками. Раслер вздрагивает.
Он так красив в своей немного болезненной худобе, хоть его мышцы так же сильны, как и у скакового жеребца. Вода стекает с его волос, ласково скользит по лбу, неуверенно капает с подбородка на шею. Влажные дорожки стремятся к выпуклым ключицам.
Я не хочу думать о том, что мы ломаем друг друга всякий раз, когда отказываемся разом. Я жадно, как умирающий от жажды, впиваюсь в его шею, слизываю капельки воды, наслаждаясь вкусом его кожи. В моей груди закручивается тугая пружина, и когда Раслер вздрагивает — распрямляется, посылая удар прямо в сердце.
В следующую секунду он прижимает меня к стене, сгибает ногу в колени — и тянет вниз, заставляя оседлать его, будто лошадь. Моя обнаженная грудь прижимается к его груди, соски болезненно напряжены. От этого короткого трения я вся вспыхиваю, пытаюсь поймать Раслера за шею, но он заводит мои руки за голову, держит так крепко, что мне не пошевелиться. Его разрушительное колдовство щекочет мне ладони, невидимыми зубами впивается в мои запястья, как будто приколачивает к каменным стенам замка.
— Больно? — спрашивает он куда-то мне в висок. Кончиками пальцев свободной руки сдирает с меня платье. Ткань беспомощно рвется, выставляет напоказ мои ноги в домашних чулках.
— Больно, — отвечаю я. И в отместку вонзаю губы в его плечо. Сильно и яростно, чтобы почувствовать вкус крови на губах. В голове грохочет.
— Не шевелись, моя королева, иначе будет еще больнее. Разведи ноги шире.
Я не могу ему сопротивляться. Пока его кровь распускается на кончике моего языка, я словно раненное животное буду зализывать рану. Рану, имя которой — Раслер.
Его пальцы осторожно скользят вверх по моему колену. Даже сквозь ткань чулок я чувствую разрушение, которое он вносит в мой внутренний мир. И подаюсь ему навстречу. Что мы делаем? Не имеет значения. Даже если это просто минутная слабость, порыв двух истерзанных душ. Мы оба живем в этих сновидениях, зажигаемся, как звезды на небесном своде, потому что знаем — рассвет погасит нас.
Его пальцы скользят выше, замирают на обнаженной коже. Я запрокидываю голову, всхлипываю в бесстыжей немой мольбе. Наши взгляды встречаются.
— Назови меня по имени, — требует он. Румянец на его щеках пылает, словно лихорадка. Губы искусаны до крови.
Я тянусь к его рту, смеюсь и плачу одновременно, вою, как волчица, которая зовет своего самца. Провожу языком по этим ранкам и шепчу:
— Раслер…
В его горле рождается стон. Низкий, отчаянный, как будто он только что потерпел сокрушительное поражение. Пальцы устремляются выше по моей коже, замирают на ткани трусиков в том месте, где я прижимаюсь к его ноге.
— Больно? — снова спрашивает он.
Что мне сказать? Что больнее будет, если он остановится?
Он надавливает на чувствительное место у меня между ног — и я вспыхиваю.
Кажется, в моих легких разворачивается настоящая огненная стихия: обжигает, сводит с ума, не дает дышать. Я изо всех сил сжимаю губы, что не кричать, но, когда Раслер надавливает сильнее, тело предает меня и все попытки мыслить здраво разрушаются подобно пузырькам в игристом сладком вине из теплых земель. Мне отчаянно хочется вцепиться Раслеру в волосы, оттащить его от себя, сделать хоть что-нибудь, чтобы защититься от его безоговорочного вторжения в мою душу, но ничего не получается. Он держит мои руки крепко. И другая часть меня, та, что только-что наслаждалась вкусом его кожи, рвется к нему. Мне ни за что не справиться с собственной похотью.
— Не молчи, моя королева, — шепчет он, разводя в стороны мои припухшие складки. — Я хочу слышать каждое твое слово, каждый вздох.
