— Ты безумен, — только и могу сказать я. — Мы оба безумны, поэтому нас так тянет друг к другу.
Наследник костей неожиданно замирает и его взгляд из сиреневого становится обсидиановым, подсвеченным злостью и голодом.
— Ты правда так думаешь? — спрашивает Раслер.
— Я видела длинноухую… только что. Она выходила из твоей спальни. — Я пытаюсь освободить запястья, но с таким же успехом я могла пытаться вырваться из лап оживленного его магией ледяного вирма. — Отпусти меня.
— Тебе не нравится, что другая женщина посещает мою спальню? — Его гнев быстро сменяется растерянностью. Как будто он впервые понял, что это может быть неприятно.
— Мне все равно. — Ложь обжигает мои губы, и чтобы хоть как-то скрыть это, я облизываю их языком, вспоминаю тенерожденную и ее: «Я уже позаботилась о его удовольствии, северная ледышка. Нет в мире ничего такого, чего бы я не могла дать моему мужчине».
— Смотрите все: та, что не умеет врать — лжет.
Пальцы Раслера снова начинают меня поглаживать, на этот раз едва касаясь кожи. Теургия способна причинить страдания и мои запястья уже полыхают так, будто их перевязали адской нитью, но его интимные касания болят совсем иначе. Каждый легкий удар по возбужденному комочку плоти заставляет все мое тело вздрагивать.
— Ты ревнуешь? — немного хмурясь, спрашивает он.
— Нет, — снова вру я.
А ведь он прав, раньше я никогда не говорила столько лжи. Но, что куда страшнее, я впервые в жизни не искренна сама с собой. Потому что в моей вселенной есть лишь одна правда: мой муж — убийца и захватчик. Только эта мысль позволяет мне не сорваться в пропасть его сиреневого взгляда всякий раз, когда он смотрит на меня из-под опущенных ресниц, безупречно длинных и изогнутых. Если я позволю себе признаться в том, что во мне есть хоть капля любви — мне конец. Ведь тогда я не смогу сбежать. Тогда Артур превратится в еще более блеклую тень, к которой я могу испытывать разве что уважение.
— Ты разрушила меня, Мьёль, — с какой-то сладкой злостью шепчет он около моих губ, осторожно, словно капельку росы, сжимая мой клитор подушечками пальцев. — Хотя я просил не делать этого. Как тебе новый Раслер?
Я не могу сдерживаться, я просто кричу. Откидываю голову назад — и кричу.
Сладко. Больно. Горячо. Греховнее первозданного порока.
— Я остановлюсь, моя королева, если ты не ответишь?
И он правда останавливается. Забирает крылья, когда я готовилась взлететь — и я жестко падаю на землю разбиваюсь вдребезги.
— Будь ты проклят! — выплевываю ему в лицо.
И плавлюсь от того, как он мягко, чуть хрипло смеется в ответ.
— Надеюсь, в этом тебе не нужна помощь, господин?
Этот голос. Тенерожденная вторгается в нашу странную борьбу.
Мне нужно радоваться ее появлению, ведь оно разрушает желание, с которым я никогда бы не смогла справиться самостоятельно.
— Я могу подержать ее, если желаешь. — Она подходит ближе, мимолетно касается пальцами плеча Раслера.
Моего Раслера.
— Отпусти меня, — прошу я снова, и на этот раз в моем голосе нет ни капли лукавства. Все закончилось. Мы рядом, но пропасть между нам такая широкая, что не перелететь и за сто лет. Я не буду даже пытаться. — Я не нуждаюсь в твоих ласках.
Он осторожно разжимает пальцы, ставит меня на ноги и отступает. Румянец сходит с его лица, и Наследник костей снова становится самим собой: безучастной ко всему происходящему тенью.
Я кое-как натягиваю платье на плечи, сжимаю на груди разорванные края. Мне холодно, зубы стучат так громко, что эхо проносится по всему замку. Холод — моя стихия. Он отрезвляет, возвращает способность мыслить трезво, как и подобает дочери северных просторов.
— Я хотела попросить твоего разрешения присутствовать на Вороньем празднике через три дня в Тархоле. Только за этим и пришла.
Раслер с потерянным видом отступает, смотрит выше моего плеча. Кажется, не одна я чувствую себя сорвавшейся с цепи псиной. Мы оба только что пали перед напором своих слабостей, и нам обоим предстоит как следует поработать над защитой, чтобы этого больше не повторилось.
— Вороний праздник? Что это?
— День, когда мы отдаем дань нашим предкам и почитаем ушедших богов.
— Я поеду с ней, если желаешь, — напоминает о своем присутствии длинноухая. Она смотрит на меня, как на личный трофей. Будто имеет право решать, что и как мне делать. Возможно, он позволил ей все это?
— Кэли, уйди, — приказывает Раслер. — И не показывайся мне на глаза, пока не позову.
Она и правда исчезает, забирает с собой наше смятение и оставляет лишь пустоту, полную наших горьких воспоминаний.
— Тебе не нужно мое разрешение, Белая королева, — отвечает он. — Прости, что испортил платье.
— Больше никогда не притрагивайся ко мне, Раслер, — прошу я. — Мы оба знаем, что это уничтожит нас.
Он вскидывает голову, приоткрывает губы, чтобы что-то сказать — но так ничего и не произносит. Неловкое молчание затягивается, и я делаю то, что давно пора было сделать: ухожу.
И лишь когда он остается далеко позади, даю волю слезам. Мне нужно бежать от него. Чем раньше — тем лучше.
Глава девятая: Мьёль
Все дни до долгожданной встречи я провожу будто в тумане. Топлю неприятные мысли в повседневных заботах: присматриваю за слугами, проверяю кладовые, принимаю отчеты у строителей. Самые большие дыры в замковой стене уже заделаны, но пройдет еще много времени, прежде, чем мой дом станет таким, как прежде. Но мне приятно думать, что этот день когда-нибудь настанет.
Раслер меня избегает, и я несказанно этому рада. После того, что случилось, мне невыносима сама мысль о том, что наши взгляды пересекутся. Его прикосновения доказали, что этому человеку ничего не стоит подчинить меня своей власти. А быть его пленницей не только физически, но и духовно — последнее, что мне сейчас нужно. Я всегда умела контролировать свои чувства. Я всегда была сама за себя. И только поэтому выжила.
— Что это? — спрашиваю я кухарку, рассматривая пирог к обеду.
— С яблоками и творогом, — лепечет она, то и дело вытирая пухлые ладони о передник.
— Добавь меда, когда будешь подавать к столу, — говорю я, вспоминая, что Раслер любит сладости. Кажется, это его единственное уязвимое место. И мне хочется угодить ему, хоть это и идет вразрез со всеми моими попытками никак не вмешиваться в его существование в стенах моего замка.
Я одергиваю себя за миг до того, как мои мысли непозволительно близко подкрадываются к воспоминаниям о его пальцах у меня между ног.
— Конечно, моя королева. — Кухарка раскланивается и отступает с моего пути.
В комнате меня уже ждет приготовленный для вечерней вылазки наряд. Ничего вычурного: темная расшитая серебром сорочка, туника цвета ночного неба в лунную ночь. Из всех украшений: только тяжелый пояс из заточенных в металлические оправы срезов аметиста. В день поминания предков нет места пошлым побрякушкам. Перед ушедшими мы все равны.
