— Не верю ни единому твоему слову.
— Ну в таком случае…
Кэли отодвигается так резко, что я тут же грохаюсь на ступени. Лишь каким-то чудом хватаюсь за столбики перил и немного смягчаю удар. Тенерожденная нависает надо мной, демонстративно заложив больше пальцы за пояс штанов, насмешливо кривит губы.
— Валяй, вперед, — она протягивает руку в сторону ворот, — торопись за своей беглянкой. Будет интересно взглянуть, как далеко ты уедешь.
Будь оно все неладно. Как мерзко ощущать себя беспомощным.
Скриплю зубами, ругаю себя последними словами на свете, но все-таки поднимаюсь.
И тут словно начальный аккорд моей похоронной песни в голову врезаются голоса.
— Прочь! — иступлено машу руками, хоть знаю — против них это ни черта не работает.
— Нельзя же бы таким упрямым, — примирительно шепчет мне в ухо Кэли. — Я не позволю тебе умереть.
— Боюсь, это не в твоей власти, но спасибо за заботу.
— К счастью для нас обоих, ты всегда меня недооценивал. Равно как и мои чувства к тебе, тупая ты королевская башка.
В ее голосе столько горечи и невысказанных обещаний, что меня укрывает с головой.
— Думаешь, я не знаю, где ты спрятал Ильдрис? — заглядывая мне в глаза, обнажает свой замысел Кэли. — Думаешь, мне не хватило ума сопоставить одно и другое?
Внутри меня все цепенеет. И я трезвею. Рву в клочья каждый голос, что сводит с ума, сжимаю в кулаках проклятые глотки. Но я все еще слишком слаб, чтобы успевать за тенерожденной. А она уже бежит по ступеням вниз, грациозно запрыгивает в седло, отбрасывает с лица волосы и кивает, мол, давай, калека полудохлый, попробуй меня остановить.
Я не могу. Даже если буду сползать на коленях — не смогу двигаться достаточно быстро. И вряд ли Кэли станет меня слушаться. Повадки убийцы на этот раз куда сильнее страха попасть ко мне в немилость. Вероятно, мне следовало избавиться от нее раньше, но теперь это не имеет значения.
Я гляжу вслед ее лошади, хрипло хватаю воздух мертвеющими губами.
Ну нет, так просто я не сдохну. Тем более, у меня есть источник силы.
«Прости, моя Белая королева, что мне не выполнить свое обещание покатать тебя верхом на вирме».
Он лежит на заднем дворе: погруженная в сон здоровенная ледяная рептилия. На фоне черной земли его белоснежная с синеватым оттенком шкура поблескивает, словно хрусталь. Расстояние до него я преодолеваю непростительно долго, но это лучше, чем просто ждать, пока Кэли совершить задуманное. Когда я, наконец, оказываюсь рядом, ледяная ящерица приоткрывает один глаз и в вертикальном зрачке закручивается теургическое торнадо. Мне пришлось изрядно постараться, чтобы оживить эту тварь. Теперь же мой оживленный ручной дракон — единственный источник теургии. Подпорченной, само собой, но сейчас мне достаточно и этого. В конечном счете уже ничто не прибавит мне и часа жизни, а меньше чем есть… Это не так уж страшно. Самое главное — остановить Кэли и не дать ее злости уничтожить то единственное, что я люблю.
— Прости, — шепчу я в мертвый глаз вирма, прикладывая к его шершавой клыкастой пасти обе ладони.
Мысленно распахиваю себя, чтобы выкачать из громадной туши все, что смогу.
Чувствую, как мышцы наполняются живительной силой, запрокидываю голову, раскидываю руки. Хочется взлететь. Хочется вонзить в кого-то острые, как иглы, зубы, рвать и крушить, наслаждаться всевластием.
Я уже больше, чем человек, а ведь это всего лишь начало.
Глоток за глотком я поглощаю вирма целиком, пока от него не остается пустая оболочка. Она тонкая, словно новорожденный лед и я не рискую прикасаться к ней. Есть что-то неестественно красивое в том, как выглядит ледяной призрак громадного змея. Нет никакой надобности разрушать еще и его.
Спешить нельзя, хоть каждая мысль в мозгу требует немедленно действовать.
Я — не вирм, и потребность попробовать вкус человеческой плоти мне чужда. Я прихватил ее вместе с остальным, и требуется время, чтобы переварить эти непрошенные «новшества». Равно как и те, которые внушают мысль о полете. Вряд ли от меня останется хоть что-то, сигани я с утеса башкой вниз.
Проходит еще немного времени, прежде чем я чувствую достаточную концентрацию. Вот теперь я в состоянии справиться даже с целой армией, если потребуется. Хорошо, с половиной хорошей армии, а потом Костлявая заберет меня в свою тихую обитель.
Протягиваю руку и разрываю реальность, чтобы нырнуть в Грезу.
«Ты вернулся!» — яростно шепчет моя богоподобная госпожа, одновременно хватая меня всеми восемью своими иссохшими руками.
Я буквально в клетке, которая сминает мои ребра.
«Я еще не принадлежу тебе, — отмахиваюсь от назойливого гостеприимства. — У меня еще есть время».
Костлявая жадно волочится за мной, но я в состоянии вырваться. И разрываю Грезу до того, как богиня выстраивает вокруг меня клетку из костей. В спину доносится ее недовольное шипение, угроза превратить мое мертвое существование в вечное услужение ей. Как будто меня это пугает.
Сейчас лишь одна вещь имеет значение: Мьёль.
Моя Чаша жизни.
Ради которой я готов сжечь дотла весь мир.
И убить единственное всецело преданное мне существо.
Глава двадцатая: Мьёль
Мне кажется, что с каждым маленьким шажком, который я делаю по путаным дорогам своей памяти, погода вокруг меня стремительно меняется. Мир словно пустеет, из белого становится голубоватым, звенящим, словно я бреду внутри хрустального шара и лишь думаю, что свободна.
Это очень странно и в то же врем, неожиданно легко. Я словно безумец, который всю жизнь прятался от своих демонов, а потом осознал, что глубоко болен и нашел в этом облегчение. Я знаю, что моя душа сломана, и оттого даже дышать становится легче. По крайней мере теперь у меня появилась цель — идти вперед, пока все кусочки темного витража прошлого не встанут на свои места. И на этот раз я не позволю затуманить мой рассудок фальшивыми снами. Даже если правда будет мучительно горькой — я выпью ее до дна.
Дорога до озера занимает не так много времени. Возможно потому, что я коротаю ее, одновременно копаясь в собственной голове. Задача сложна и практически невыполнима, но тем она увлекательнее. Нужно отделить то что было на самом деле — и попытаться спрятать это так далеко, как только возможно. Этим оружием я смогу сразить своего врага — своего короля. И пусть боги помогут мне убить любовь к нему. Потому что, кажется, это единственная вещь на свете, против которой я бессильная.
В какой-то момент мне начинает казаться, будто за мной кто-то крадется. Останавливаюсь и озираюсь, но за деревьями нет никого. Возможно, это лишь кусающая за пятки реальность?
К тому времени, как я добираюсь до озера, погода превращается в настоящее ненастье: ветер рвет мои волосы, вколачивает в кожу убийственный холод. Я словно застываю, сама становлюсь льдиной, в которой каким-то чудом бьется сердце. И с каждой минутой оно бьется все медленнее и тревожнее.
