Я — Мьёль Грязная, истекаю собственными пороками.
* * *
В день моего семнадцатилетия Логвару привезли жену.
Я стою на крыльце вместе с остальными домочадцами, одетая в простое платье без намека на украшения. Щурюсь на ярком солнце и пытаюсь угадать, какая из трех девушек, что только что спешились со своих лошадей, должна стать его невестой.
Все три невообразимо красивы: темноволосые, темноглазые, с пышными бедрами и полными грудями. И в то же время — статные, рослые.
— Хорошие кобылки, — негромко комментирует их приезд моя мать. Она никогда не выглядела такой довольной. — Сразу видна крепкая кровь. Тора подарит ему крепких наследников.
Я улыбаюсь через силу.
Я плачу невидимыми слезами, когда брат спешивается и протягивает руку самой рослой из девушек. Она одета в мягкую выбеленную шерстяную тунику, ее волосы отливают синевой, а пояс украшен золотом, серебром, янтарем и ледяным осколком в форме яйца. Они улыбаются друг друга так многозначительно. Она что-то негромко говорит, и Логвар наклоняется, чтобы расслышать. Я начинаю дрожать, когда вижу, что губы мерзавки касаются его уха.
Дрянь. Грязная тварь.
«Мы убьем ее», — шепчет голос, что ходит за мной по пятам.
— Нет, — одними губами отвечаю я.
«Лгунья», — смеется голос и умолкает до вечера.
Праздник по случаю моего дня рождения, но я на нем — самый кислый гость. Мне ничего не хочется: ни пить заморские вина, ни смаковать сладкие фрукты из Теплых земель. Музыка оглушает, а гомон голосов бередит головную боль.
Все на что я способна — смотреть, как проклятая темноволосая красотка шаг в шаг следует за моим братом. И все его улыбки — лишь для нее. Я бы душу вынула и бросила к его ногам за один только взгляд, но Логвар будто не замечает меня. Еще бы, ведь рядом с такой, как Тора, я выгляжу просто костлявой белой тенью.
— Я желаю танцевать со своей невестой! — выкрикивает мой брат. И притопывает ногой, когда музыканты начинают играть веселую мелодию.
Они выходят в центр зала. Тора кладет пальцы в его большие мозолистые ладони.
Я стискиваю челюсти до хруста за ушами.
Логвар увлекает ее в танец, то приближает к себе, то снова отталкивает, отчего щеки Торы покрывает румянец. Она влюблена в него по уши — это видно невооруженным взглядом. И Логвар, кажется, тоже увлечен ею. Наши родители не скрывают радости из-за такого благословенного совпадения.
И лишь я — грязь на задворках этой идиллии.
«Мы убьем ее», — сладко обещает голос.
И я испытываю облегчение, ведь больше нет нужды притворяться.
— Убьем, — безмолвным шепотом говорю я, выстраивая в голове сладкий план мести.
Я не имею права любить своего брата, моя любовь — соцветие порока. Но я не отдам его никому. В конце концов, мы состаримся вместе, объединенные своим одиночеством.
Все кажется таким простым и понятным, что я впервые за год с того дня, как осознала свою любовь, не испытываю стыда за непотребные чувства.
Раздобыть яд не составляет труда. В соседней деревне старуха продает его за увесистый мешочек серебра: пересчитывает тяжелые монеты с чеканным профилем моего отца, пока я разглядываю стеклянный флакончик. Внутри всего пара капель, меньше глотка, но сморщенная травница клянется, что этого достаточно, чтобы остановить сердце быка. Если она обманет, я вернусь и сожгу ее хижину.
С момента дня начинается отсчет последним дням жизни Торы. Неделю я старательно корчу из себя дурочку: прихожу в ее комнату, приношу подогретое с пряностями вино и выслушиваю бесконечную болтовню о том, как хорош мой брат. «Ох, Мьёль, Логвар такой выносливый в постели! — с придыханием говорит эта шлюха и поглаживает себя по животу. — Уверена, после того, как он каждую ночь седлает меня, здесь уже целый выводок будущих принцев!» Я глотаю ненависть. Вот она, моя плата за любовь — отрава признания. Меня убивает сама мысль о том, что Логвар касается тела другой женщины, что он обнажается перед ней и они делают то, о чем мне не позволено даже мечтать.
Через десять дней я подливаю отраву в вино.
Уже в комнате разливаю его по кубкам, протягиваю один ей и делаю глоток.
Она жадно выпивает все до капли, очевидно пребывая в приподнятом настроении.
Улыбается — и начинает кашлять.
Я выплевываю вино на пол и наслаждаюсь тем, как темноглазая змея царапает себе глотку. Подхожу ближе, чтобы она видела триумф на моем лице, и шепчу:
— Он мой, шлюха Тора. Только мой!
Ее взгляд соскальзывает куда-то поверх моего плеча, и я слишком поздно соображаю, что в комнате есть кто-то еще. Я так увлеклась наслаждением ее страданиями, что потеряла бдительность.
Поворачиваюсь — и столбенею.
Логвар стоит там. Мрачный, хмурый, как пасмурное утро перед снежной бурей.
Тора тянет к нему руки, медленно опускаясь на колени. Кровь течет из ее носа и рта, кашель превращается во влажное бульканье.
— Значит, твой? — хриплым, рвущим мое несчастное сердце голосом, спрашивает он.
Я поднимаю подбородок, облизываю губы. Если там остался яд — мне не жить. Но… теперь уже все равно. Он скажет, что я натворила. Меня, скорее всего, замуруют в подвале под храмом, чтобы мой дух нашел свое успокоение под печатями в полу и стенах.
— Помоги, — молит умирающая Тора, но Логвар даже не смотрит в ее сторону.
Он ждет моего ответа.
— Ни одна женщина не получит тебя, — зло, обнажая израненную душу, отвечаю я.
— Почему? — требует он.
И, не дождавшись ответа, приближается ко мне. Ладонь брата такая большая, что запросто обхватывает мою шею. Сжимает, крадет воздух. В моих легких разгорается настоящий пожар. И мне мучительно приятно от того, что смерть настигнет меня от его руки. Не хочу в склеп, не хочу в камень. Не хочу умирать медленно и мучительно, хочу погаснуть быстро, как падающая звезда.
— Потому что ты — мой, — шепчу, улыбаясь в предсмертном вдохе.
— Моя сладкая Мьёль, — шепчет он и вместе с поцелуем вдыхает в меня жизнь. — Моя… Моя до самой смерти.
Мы иступлено целуемся. Сливаемся, как две змеи, которые вонзают друг в друга зубы, ходя по острой ядовитой грани порока.
— Будьте… прокляты… — на последнем вздохе хрипит Тора.
И подыхает, как падаль.
— Ты нарочно меня изводил, да? — злюсь я, царапая брата по груди. Инстинктивно хочу избавить его от одежды и пройтись пальцами по коже.
— Надеялся, что ты не выдержишь, — сверкая дымными глазами, признается он. И больно щипает меня за задницу. Прижимает так крепко, что я чувствую твердость в его штанах.
Я — Мьёль Грязная. И я наслаждаюсь каждым оттенком своей порочной любви.
