Глава двадцать вторая: Мьёль
Логвар уезжает на войну — это все, что я помню о той весне.
Прошло чуть больше двух месяцев с тех пор, как мы открылись друг другу. Я думала, что станет легче, но судьба словно издевается над нами. Не случается и дня, чтобы нам удалось побыть наедине. У нас есть лишь одно наслаждение — безмолвные взгляды. Этого у нас не отнимут даже боги. Где бы мы ни были — мы не сводим друг с друга глаз. За столом во время ужина, в библиотеке, где отец время от времени вдалбливает в наши головы науку управления государством. Мы киваем, слушаем — и целуемся взглядами. Срываем друг с друга одежду.
А потом — война.
Я стою на крыльце, зябко потираю плечи и смотрю, как Логвар садиться на коня.
А уже через мгновение — я около него. Беру за холодную ладонь и прикладываю к своей щеке. Лащусь, словно кошка.
— Вернись ко мне, — умоляю шепотом.
— Даже если умру, — отвечает он твердо.
Мы знаем, что обнажаемся слишком сильно, но нам все равно. Мы никогда не обсуждали этого, но иногда молчание значит больше тысячи слов. Для нашей любви нет места среди этих снегов и льда. Здесь нас ждет лишь осуждение и презрение. И смерть.
— Люблю тебя, — шепчет он и пришпоривает коня.
Я еще долго стою посреди внутреннего двора. Застываю под гнетом одиночества. Заставляю сердце превратиться в лед. Так проще.
— Тебе пора замуж, — говорит мать у меня за спиной.
— Нет, — отвечаю я.
— Да, или, клянусь богами, я лично сожгу тебя за то, что ты с ним сотворила. Грязная девка!
Поворачиваюсь. Вижу, что она все понимает. Еще бы, ведь она — наша мать.
— Ты не посмеешь.
— Еще как посмею, — говорит она, и я знаю — посмеет, сделает.
Хочется выть от бессилия, от невозможности сделать так, чтобы она просто перестала существовать, исчезла с моего пути, как то бревно, которое не дает телеге двигаться дальше. Мы долго смотрим друг на друга, обмениваемся невысказанными угрозами. Мы — одна кровь, и нам не нужны язык и губы, чтобы выплеснуть накопленную злость и боль. Логвар — ее любимец, надежда и опора, солнце в окне, теплый луч в ненастье. В конце концов, в этом мы похожи как две капли воды — оба одержимы одним мужчиной, и наша любовь никак не укладывается в рамки «нормальности». Точно так же, как мать желает возвести его до небес, я желаю украсть его у мира, чтобы владеть им единолично.
— Веди себя смирно, Мьёль, и я не скажу отцу, что ты задумала, — шипит она прямо мне в лицо, и кислый запах изо рта заставляет меня поморщиться. — Я всегда знала, нужно было убить тебя сразу же, как ты появилась на свет.
— Чего уж мелочиться, мамочка, надо было сразу бросаться башкой вниз с башни, — отвечаю я, сожалея лишь о том, что слова не могут отравить. С удовольствием бы посмотрела, как она будет корчиться в муках от какой-то медленной отравы. — Ведь я — это то, что создало твое тело. И мои мысли — отражение твоей порочности.
Она отшатывается от меня, смотрит с ужасом и отвращением, но быстро берет себя в руки и, ни говоря ни слова, уходит.
А через две недели в замке появляется Артур.
Он — единственный сын лорда соседних обширных земель. Он чуть старше Логвара, но уже обременен животом, и в его волосах виднеются проплешины. От него воняет потом, а руки, которые он постоянно как будто не знает куда деть, пухлые, как подошедшее тесто. Меня мутит от одного его вида, выворачивает наизнанку от необходимости находиться рядом, проявлять радушие, пока наши родители ведут светский разговор.
Мать еще ничего не сказала, но я знаю — она выбрала этого урода для меня. Не малолетнего мальчишку, что был здесь три дня назад, и не сухого старого вдовца, уже идущего под руку с Костлявой. Она выбрала этого телка, потому что он сможет мучить меня.
Я сдерживаю слезы и чтобы не сойти с ума постоянно повторяю в голове слова короткой весточки, посланной Логваром: он скучает, он ждет встречи, и лишь боль от свежих ран отрезвляет его от постоянно тоски. Я скучаю так сильно, что перестаю нормально спать. Стоит закрыть глаза — и вижу его перед собой, чувствую запах и руку, которая перебирает мои волосы. И просыпаюсь от того, что плачу в подушку.
Узнай мать, как сильно я страдаю, она стала бы куда счастливее.
Я с трудом выдерживаю разговор, но, когда Артур заводит разговор о выгодах, которые сулит союз нашим семьям, я не выдерживаю. Срываюсь с места, смотрю на отца с мольбой. Он не может быть так слеп, он должен видеть паутину, которую свила бессердечная паучиха — моя мать.
Но отец глух к моим просьбам. Все что он делает — позволяет мне покинуть комнату под предлогом «стеснительности юной принцессы». Я выбегаю, слепо бреду, не разбирая пути. В груди жжет, голова раскалывается от настойчивого голоса: в последнее время он почти все время со мной, и я начинаю скучать, когда не слышу его едких замечаний слишком долго. Сейчас он ступает шаг в шаг — мой невидимый едкий советчик.
«Ты знаешь, что она выдаст тебя замуж, — говорит хрипло. Посмеивается, будто происходящее его безмерно веселит. — Отдаст этому лысеющему толстяку и он, а не Логвар, будет объезжать тебя в постели».
— Что мне делать? — спрашиваю я, чуть поворачивая голову. Проходящие мимо слуги смотрят на меня с непониманием, и я, ускоряя шаги, бегу по лестнице и прячусь в саду, около статуи. Прислоняюсь лбом к холодному мрамору. — Подскажи мне, — молю невидимку.
«Ты знаешь, что делать», — прищелкивая языком, говорит он. И замолкает.
Тишина оглушает, и чтобы не сойти с ума, я начинаю бормотать какую-то идиотскую крестьянскую песню о любви петуха и канарейки.
Он прав — у меня давно есть ответ. И я смиренно принимаю темноту. Пока мой возлюбленный воюет за нашу любовь за много-много миль отсюда, я буду отвоевывать ее здесь. Даже если это в какой-то мере убьет и меня саму.
Но для того, чтобы воплотить свой план, мне приходится застыть. Уйти в себя, спрятать все чувства и делать вид, будто я — славная хорошая девочка, счастливая принцесса Мьёль, которой достался самый лучший мужчина Северных просторов. Я прячусь в ракушку внутри своей души, а вместе с ней прячу свою любовь. Так проще. Я словно перестаю существовать, а вместо меня на свет рождается другая «Мьёль»: тихая, спокойная, покорная. Та, что боится смотреть по стонам и послушно принимает все добро, которое дает ее семья. У той, другой Мьёль, самый лучший в мире жених, он красивый и внимательный, не то, что ее злой старший брат, который ужаснее разбуженного в спячку медведя.
Я так сильно желаю обмануть всех, что изредка ловлю себя на мысли — которая из нас настоящая?
И лишь редкие весточки от Логвара не дают мне полностью заблудиться в лабиринтах моего сознания. Я перечитываю их до тех пор, пока слова, словно заклятие, не покрывают мое сердце огненными рунами. И прячу в статую, потому что знаю — мою комнату регулярно обыскивают по приказу Белой королевы. Старая сука! Я могу обмануть всех вокруг, могу обмануть саму себя, но она постоянно настороже. Она выжидает, когда я оступлюсь.
