Рунн насторожился и на всякий случай вооружился кинжалом. Голова смертельно болела который день, и сейчас ему потребуется вся возможная концентрация, чтобы не пропустить удар, который может стать последним. Однако странно, что он не услышал ни звука: раньше за ним такого не водилось.
— Сиди тут, — приказал Рунн.
На миг в глазах Эммер вспыхнул протест — то, что он не любил больше всего. Не любил — и постоянно провоцировал любым своим действием. За что девчонку порой хотелось убить, но чаще — поставить на колени и трахать до тех пор, пока не станет покорной и послушной. Жаль, что за нее заплачена слишком большая цена и если он не выполнит работу в срок или подпортит девку — на кону будут стоять жизни тысяч невинных людей.
Рунн потер лоб, пытаясь избавиться от боли — тщетно.
А гори оно все пропадом!
Он мягко и бесшумно скользнул в арку, почти уверенный, что там его ждет кинжал убийцы — но нет, ничего. Лишь комната с пустой постелью, еще хранящей следы двух тел. Здесь все давно покрыто снегом и пеплом, но в воздухе…
Рунн напряг слух. Что это? Тряхнул головой и прислушался еще раз. Он сходит с ума?
«— Раслер, ты обещал покатать принцессу на ледяном вирме!» — весело укоряет счастливый женский голос.
«— Разве я могу отказать двум самым красивым женщинам Северных просторов?» — отвечает мужской.
Детский смех, звонкие хлопки в ладоши и шум хлопающих кожаных крыльев.
— Раслер? — Рунн поморщился, словно ему со всего размаху дали под дых. — Брат…
На кровати, под слоем снега, мерцало и погасло сиреневое свечение. Рунн сделал шаг, потянулся дрожащими руками.
Перчатка — и тонкая нить застывшей между пальцами теургии.
Сокровище. Дар богов. Тот, что убивает — и возвращает к жизни.
Тот, что был подвластен лишь одному человеку, которого он знал.
Которого ненавидел всю свою жизнь — и полюбил лишь когда потерял.
— Спасибо, Раслер. — Рунн спрятал перчатку на груди, вместе с зарождающейся надеждой испытывая ноющую тупую боль за ребрами. — Ты был лучшим из нас.
