Ардашев поднял кружок свинца, вынул из кармана складную лупу и стал его рассматривать. Затем подошёл к камину, извлёк оттуда обрывок картона, понюхал, повертел в руках и поспешил в переднюю. Хлопнула входная дверь.
– Куда это он? – удивился Поляничко.
– А Бог его знает, – пожал плечами Каширин.
Через несколько минут присяжный поверенный вернулся. Он вынул из кармана коробочку любимого монпансье, положил под язык синюю конфетку.
– Вопросов больше, чем ответов, – с сомнением покачал головой Поляничко. – Что это за вода на стенах и полу? Как проник в комнату убийца, если дом был закрыт изнутри? Где ружьё, в конце концов?
– Никакого ружья и в помине не было, – заключил адвокат. – Кусок жакана не имеет характерного полировочного следа от ствола. Убийство было совершенно с помощью порохового заряда, пыжа и нескольких жаканов. Эта своеобразная бомба была запакована в промасленный гусиным жиром картонный цилиндр. – Ардашев продемонстрировал кусок жёлтого картона. – А он, в свою очередь, был вделан в ледяной шар таким образом, что от пороха фитиль, вымоченный в керосине, был выведен наружу. Злоумышленник залез на крышу, зажёг фитиль и бросил бомбу в дымоход камина. Она упала в огонь и взорвалась, пули попали в жертву. Со стороны могло показаться, что раздался выстрел. Силой взрыва разбросало горящий очаг, и угли разлетелись по комнате.
– А для чего надо было использовать лёд? – Леечкин вопросительно смотрел на адвоката.
– Чтобы запутать следствие. Если бы порох находился, допустим, в металлическом контейнере, то, учитывая разлетевшиеся по комнате осколки, сразу бы прояснилось, каким образом произошло убийство. А лёд, превратится в воду, вода вскоре высохнет и тогда совершенно невозможно будет ничего понять. Останутся лишь пули и несколько кусочков промасленного гусиным жиром картона, предохраняющего порох от намокания (ведь только герметичность может привести к взрыву заряда, а не будь его – порох бы просто вспыхнул и сгорел). Без давления, которое обеспечивал лёд, не было бы и энергии достаточной для выброса пуль.
– Да, но как преступнику удалось незаметно попасть на крышу? – поинтересовался Каширин.
– Без особого труда. Дом хоть и большой, но одноэтажный. Окна обращены в сад. Я только что осмотрел внешнюю часть особняка. Стена, выходящая на улицу – глухая. Рядом – брама соседнего дома. На ней имеются выступы, наподобие ступенек. Их злоумышленник использовал для того, чтобы залезть на крышу, а каминная труба кабинета расположена тут же.
– Теперь ясно, почему в посылке была пуля и гусиное перо, – задумчиво вымолвил Поляничко. – Слепень имел в виду гусиный жир.
– Совершенно верно. Однако я должен заметить, что снег не идёт уже несколько часов, и поэтому прошу вас забраться на крышу и снять следы подошв злоумышленника. Не мне вам говорить, что для этой цели лучше всего использовать столярный клей. Ни гипс, ни воск в данном случае не подойдут, – резюмировал Ардашев.
– А мне непонятно, на каком основании господин присяжный поверенный не только вмешивается в ход расследования, но ещё и раздаёт приказы? Он что, новый полицмейстер? – недовольно вопросил Каширин.
– Хорошо, господа. Раз так, не смею вам мешать.
Адвокат уже собрался уходить, но тут вмешался Поляничко:
– Нам сейчас, Антон Филаретович, не до фанаберий. Тем более что я сам вызвал Клима Пантелеевича. Смею заметить, что предложение господина Ардашева вполне разумное. Лестницу вам найдут. А о клее позаботьтесь сами. Не первый год на службе. Но учтите, что поверхность крыши покатая, потому варите его гуще, чем обычно и выливайте уже тогда, когда начнёт твердеть. В противном случае, всё испортите. И фонарь не забудьте. Слепки следов, извольте, сегодня же доставить в отделение. Я их лично осмотрю.
– Слушаюсь, – сквозь зубы процедил Каширин и багровый от злости скрылся за дверью.
– Таким образом, присланная Бояркину пуля полностью соответствует способу его убийства, – заключил Леечкин. – Сыр и вилка для судьи – тоже понятно. Но что тогда означает крысиный хвост для врача?
– Это вопрос, – развёл руками Поляничко. – Но, как бы там ни было, Слепень перешёл в наступление, даже несмотря на фальшивые покаянные письма, которые мы отправили на почту. Клим Пантелеевич, какие у вас соображения?
– Давайте для начала подведём итоги. Первая попытка Слепня расправиться с судьёй потерпела неудачу. Будет ли он теперь стремиться совершить убийство вторично, в соответствии с вилкой и сыром, или изобретёт что-то новое – мы не знаем. Но смею предположить, что он попытается разделаться с Приёмышевым таким способом, к которому вилка и сыр будут иметь определённое отношение. Надобно так же осмотреть жилище Кирюшкиной. Возможно, это поможет нам догадаться, каким образом преступник может расправиться с ней, и как с этим связан крысиный хвост. В противном случае, мы обречены на отставание… Пожалуй, поеду посмотрю всё ли в порядке у судьи Приёмышева. Уж больно дурное у меня предчувствие, – проговорил присяжный поверенный и направился в переднюю.
– И я с вами. Здесь нам уже делать нечего, – сказал Поляничко. – Тем более коляску в этот час вам не найти. Воспользуемся моей. Давайте сначала заедем к докторше, а после неё и к судье.
– Хорошо.
На улице было слышно, как Каширин кричал на дворника. Доносились обрывки отдельных слов и фраз, смысл которых был понятен: «лестница», «столярный клей», «фонарь». Но были слышны и другие фигуристые выражения, от которых покраснела бы даже гербовая бумага высшего оклада по 50 копеек за лист.
Полицейская пролётка покатила вниз. Дом Кирюшкиной находился на углу Станичной и Казачьей улиц.
Снег, точно приклеился к деревьям, и чёрные ветви, будто подведённые тушью на фотографическом снимке, украсились белым нарядом. В некоторых домах ещё не ложились. Сквозь щели закрытых ставней пробивались тусклые полоски жёлтого света фотогеновых ламп.
Ардашев, достал коробку ландрина, отправил в рот синюю конфетку и сказал:
– Ставрополь, хоть и губернский центр, но город небольшой. От края до края можно проехать от силы за две четверти часа.
– Нам бы ещё реку приличную или, хотя бы озеро вёрст в пять по окружности. А лучше и то и другое. Да где их взять? Может, внуки что-нибудь придумают?
– Зато в каждом дворе – фруктовый сад. А прудов сколько вокруг! Речки небольшие, но родников много. Вода чистая, ключевая… Улицы широкие, точно площади. Церкви, соборы. Один Казанский чего стоит! Колокольню за тридцать вёрст видно. А заметили, как на Пасху Ставрополь преображается? Люди становятся вежливее, добреют, не ссорятся.
– Ваша правда. У нас в книге «Для записи преступлений» на Пасху и Рождество в графах касательно смертоубийств, грабежей и разбоев всё чаще пропуски. Пьяный мордобой в расчёт не беру. Видно, хевраки
[2] откладывают свою работу на чёрные дни календаря да на осеннюю ярмарку.
