О чем шла речь? Попросту о создании торгового дома. Его отличительной чертой была ориентация на страны Востока и открытость всей Европе. На первый взгляд ничего оригинального. После долгих лет войны и неуверенности в завтрашнем дне стремление покупать и продавать, ведя операции на больших расстояниях, свидетельствовало о безграничном оптимизме. Во время своей поездки на Восток я накапливал наблюдения. Записывал имена и адреса тех, кто мог быть нам полезен. Корсиканский бандит, обобравший нас после кораблекрушения, не стал отбирать мои каракули, сочтя их бессмысленными. К заметкам, касавшимся работы средиземноморских портов, добавились многочисленные сведения, добытые за прошлые бесславные годы. Работая рядом с тестем, а затем с Раваном – повсюду, вплоть до тюремного застенка, – я только и делал, что слушал, расспрашивал, изучал.
В тот день все это обрело смысл. Вместо скромного предприятия, которое впоследствии, возможно, начало бы потихоньку расширяться, у меня возникла мысль о создании сети, способной сразу охватить Францию, Средиземноморье и страны Востока… Ради сказочного улова надо было единым махом раскинуть сети как можно шире. Это требовало громадных организационных усилий, и мои компаньоны это понимали. В отличие от заурядных торговцев, предлагавших мне присоединиться к ним в надежде воспользоваться моим опытом, Жан и Гильом не были процветающими дельцами. Когда ты гол как сокол, терять тебе нечего. Кроме того, по характеру они были способны увлечься грандиозностью задачи.
Единственный раз я почувствовал, что они обескуражены, – в тот момент, когда открыл им, какой именно суммой располагаю, чтобы раскрутить дело. Я предвидел их возражения. Не могло быть и речи о том, чтобы начинать, как другие торговые дома, с организации своих филиалов и найма специальных представителей. Мы будем подписывать только временные контракты, связанные с текущими сделками, срок действия договора закончится вместе с самой сделкой. Если люди захотят присоединиться к нам и стать нашими посредниками в городах, где мы будем перепродавать товары, – пожалуйста, но пусть не рассчитывают, что мы будем им платить. Они получат свое, сделав надбавку к цене. В общем, самое главное – это заявить о себе повсюду, внушить доверие, завоевать репутацию, которая поначалу будет раздутой. Она станет реальной, как только возрастет число тех, кто нам доверяет. Жана такая задача воодушевила. Он любил говорить, выступать, прельщать, он считал, что эта роль как раз по нему. Он принялся описывать, какой гардероб ему понадобится, и я все это одобрил. В поездках сам я одевался скромно, так было удобнее наблюдать. В то же время я понимал, что в момент налаживания нашей системы следует отбросить скромность и использовать все доступные средства.
Мы условились, что Гильом в скором времени обоснуется в Монпелье, откуда будет организовывать поставки на Восток. Для начала нам следовало опереться на негоциантов, уже занятых подобной торговлей, и задействовать их суда. Жан, как только будет готов его дворянский гардероб, попытается покорить Фландрию, принадлежащую герцогу Бургундскому. Он решит, можно ли привозить оттуда сукно. Часть тканей с отправленных им обозов будет распродана на месте, то есть в королевских землях, а прибыль позволит доставить оставшийся товар на Восток. При первой возможности Жан отправится в Германию и даже в Руан – последний французский город, остававшийся в руках англичан, – чтобы прикинуть перечень товаров, который мы затем вместе утвердим. Ему предстоит также безотлагательно побывать в Лионе, где проходят самые крупные ярмарки, и на месте отобрать лучших посредников.
Жан заговорил о том, что нужно подобрать команду, чтобы проворачивать такие дела. Знатные люди не путешествуют в одиночку, а с ценным грузом и подавно. Гильом, который уже вошел в роль ответственного за финансы, возразил, что у нас нет денег на то, чтобы платить жалованье охранникам. Гильом чуть презрительно бросил, что лучше знает подобных людей. Нет никакой надобности платить наемникам вперед. Банды, орудовавшие от имени принцев и разнородной знати, получали вознаграждение из добычи. Этим людям порой приходилось подолгу ждать, прежде чем удавалось поделить награбленное. И они ждали, напиваясь и засыпая в объятиях какой-нибудь шлюхи; им снилось, что их хранит Провидение, всегда снисходительное к простодушным.
– Но какую же добычу ты можешь им обещать? – возразил Гильом.
– Наши будущие барыши.
Я чувствовал, что в их отношениях уже присутствуют соперничество и ревность, братская дружба и недопонимание, что и делало эту пару незаменимой. И хоть я никогда не преследовал цель разделять и властвовать, все же считал, что секрет любого удачного предприятия кроется в единстве противоположностей.
Когда речь зашла о том, какая роль отводится мне, я попросту объявил, что намерен оставаться монетчиком. Нашей коммерции, как и прочим французским торговым домам, будет вечно недоставать драгоценного металла. Мы не можем прибегать к обмену, так как не располагаем запасом товаров. Нам нужно контролировать пути денежного обращения и запрашивать кредит у всех французских менял. А это уже моя забота.
Именно так я сказал, и они с этим согласились. Но мои компаньоны понимали, что я о многом умалчиваю. Самое главное не было смысла оговаривать, поскольку само собой разумелось, что делом руковожу я. Предприятие будет носить мое имя. Они станут называть его собеседникам, как «Сезам, откройся!» – чудесный пароль, который произносят, понизив голос, с подчеркнутой почтительностью. Было понятно, что с сегодняшнего дня в их задачи входит – в наших общих интересах – выстраивать мою легенду, превращать мое имя в марку, в миф. Они станут для меня теми, кем Петр и Павел были для Христа: послушными создателями его всемирной славы. Я отдаю себе отчет в том, до какой степени это сравнение нелепое и высокопарное, и готов разуверить тех, кто считает, что я склонен к самообожествлению. Мы полностью сознавали, что эта тактика основана на лжи. Уж мы-то лучше, чем кто другой, знали, насколько я слаб, уязвим и способен ошибаться. И все же затеянное нами дело должно было отличаться от обычной торговли – занятия необходимого, но лишенного ореола славы и высших упований. Мы были намерены вдохнуть в него жизнь, придать размах, перспективу, которые соответствовали бы совершенно новой, честолюбивой жажде успеха. Для этого наше предприятие должно было предстать не просто собственностью торговца, но сектой пророка. И этим пророком, поскольку без него никак не обойтись, стану я.
Уже совсем стемнело, а мы все работали засучив рукава. По нашим лицам струился пот. Через распахнутые окна с двух расположенных по соседству колоколен донесся вечерний звон. Наши замыслы и планы имели мало общего с реальной ситуацией. Лучше всего в этот момент наши жизни характеризовало слово «поражение», и, может быть, именно это нас и объединяло. Те, кто смотрел на нас с жалостью, которую испытывают к проигравшим, пожали бы плечами, услышав, как мы возводим свой химерический замок. Я прекрасно понимал, что в глубине души Жану и Гильому все это кажется нелепым, и не стал открывать моим компаньонам истинный масштаб замыслов, неотвязно владевших мною. Они достаточно хорошо – со времен осады Буржа – меня знали, чтобы чувствовать: помимо практических решений, которые мы принимали, и того плана, в который я их посвятил, у меня, несомненно, есть другие идеи, более широкое видение намеченной мной цели. Они и не вдавались в расспросы. Быть может, им самим была необходима частица тайны, чтобы верить в то, что я и впрямь являюсь пророком, слово которого им предстоит нести в мир. К тому же они знали, что я в любом случае скажу ровно столько, сколько сочту нужным.
