Правильно отвечает.
– А этот с вами? – Кивок в сторону пленника с расквашенной физиономией.
– Нет, это мы с ним.
– Ну, ты шутник! – расхохотался довольный шуткой боец.
Хотя какая это шутка, это правда…
Выехали.
– Что дальше? – спросил Семушкин.
Ответить тихо, одними губами, чтобы водитель не услышал:
– Едем вперед.
Шоссе. Полупустое. Какой-то лес. Глубоко забрались ребята. Водитель повернулся, спросил:
– Куда его?
Дернуть за цепочку.
– Тебя не спросили. Езжай пока, – ответил Семушкин.
Как нужно ответил. Теперь смотреть, прикидывать. Сколько отъехали? Километров десять? И сколько еще ехать? И что с ними со всеми делать?
Хотя понятно. Они его видели. И слышали. И запомнили. Может, даже на мобильники сфотографировали, которые теперь у него. Они, конечно, наемники, но расскажут всё. И словесный портретик обрисуют. И приметы дадут. Так что выхода нет. Увы…
Впрочем, они бы с ним поступили так же. Только до того все жилы из него вытянули, учинив допрос по- взрослому. Так зачем их жалеть? На войне как на войне. Если не ты – то тебя. Если ты первый успел – поживешь еще. А если второй – то нет тебя.
Поворот. Довольно крутой. Водитель сбросил скорость, чтобы не вывалиться на обочину. Получается – здесь. Потому что неизвестно, что будет дальше. Крикнуть резко, приказным тоном:
– Стой!
Водила автоматически дал по тормозам. Все разом качнулись вперед, ткнувшись в спинки сидений.
Теперь быстро сбросить свободно болтающийся на руке «браслет» и, оттолкнувшись ногами, «рыбкой» нырнуть в дверь. Пока они не поняли, не придержали его. Потому, что могут, потому что обидно им одним…
Самому выскочить, а гранату – выронить. Под ноги, под сиденье. Потому что рука устала…
И уже вываливаясь, увидеть напряженное, перекошенное, злое лицо Семушкина, который всё понял – не дурак, да и готов был к чему-то подобному. Всё понял и дернулся вслед, чтобы успеть. Потому что шесть секунд – это не маленькое время. Да только тут такая досада вышла – боец, который тоже сообразил, что к чему, кинулся к другой дверце, которая к нему ближе. Потому что привычка. И оба застряли. Ведь если в две стороны тянуть, то никуда не сдвинешься.
Удар об асфальт. Очень жесткий. Локтями и руками, которые прикрывают лицо. Теперь, не пытаясь встать, перекатиться на бок, сгруппироваться, спрятать голову в колени и «колесом» выкатиться на обочину, обдирая руки и ноги.
Цел? Хотя не сказать, что невредим. Кости… главное, что кости не сломаны. А мясо нарастет.
Обернуться, увидеть, как из едущего «уазика» полыхнуло в окна огнем, вышибая в стороны стекла. Как что-то страшно ухнуло и раскатилось, по спине и по асфальту вокруг заколотили какие-то обломки. «Уазик» подбросило, крутнуло, перевернуло на крышу и сбросило в кювет.
И что-то еще рвануло, и столб огня и дыма встал над дорогой. Похоже, бензобак.
Всё! Всё кончено! Оглядываться некогда. Теперь надо уходить. Пешком. Через лес. До другой дороги. А там перехватить какие-нибудь «колеса», раздобыть одежду, снять в дальней деревеньке дом и залечь на дно зализывать раны.
Всё остальное потом. Потом!.. Ходу назад ему нет. Хотя бы потому, что непонятно, под кого он попал. Под чей заказ. На дверь ему – указали. Ломиться в нее обратно глупо. Да и незачем. Он свое дело сделал. Уж как смог. Трон устоял. Государь-император на нем усидел. Страна ничего не заметила. Вопросы, конечно, остались. Но ответить на них он не может.
Со всем прочим пусть разбираются те, кому это положено. Пусть разбирается Куратор или те, кто над ним… А он на сегодня свое отвоевал. Сполна. Кто сможет сделать больше – пусть попробует… Андреевский флаг ему в руки под песню «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”…».
Всё, пьеса сыграна. Занавес! Теперь спать. Просто спать!..
…По лесу шел человек в рваной, висящей лохмотьями одежде, с разбитым, окровавленным лицом, с расцарапанными чуть не до кости локтями и коленями.
Оборванец. Бомж…
А впрочем, и бомж. Потому что без определенного места жительства. Без паспорта. Без имени. Без биографии. Вернее, с многими паспортами. И многими биографиями. Которым несть числа.
Просто человек. Который живет, воюет, обдирает лицо и колени, рискует, умирает… Ради… Ради своей Родины. Хоть с большой, хоть с маленькой буквы. Потому что так воспитан. Жестоко. Так как ходит под приказом «Двести двадцать семь» Верховного главнокомандующего. Еще той, Большой Войны. Но который для них никто не отменял. Потому что приказ «Ни шагу назад» для них не древняя история и не патриотический лозунг, а черта, которую преступить они не могут. Права не имеют! А если смогут, то «пусть… постигнет суровая кара… всеобщая ненависть и презрение товарищей». Так, кажется, присягали перед строем красноармейцы? А тех, кто эту присягу нарушал, тут же, перед тем же строем, расстреливали. Как изменников и трусов. И только так смогли остановить врага и смогли победить.
Только так и никак иначе! И пока эти правила, эти законы военного времени действуют, они будут продолжать воевать. Будут умирать. И будут побеждать. Будут делать свое дело. О котором никто никогда не узнает. Не должны узнать. Потому что люди должны знать только то, что могут знать. Что им позволено знать. И что им хочется знать.
Не более того!..
Послесловие
Далекая, ну очень далекая страна. По ту сторону «шарика». Великий океан. Остров с пальмами, кокосами и «папуасами». Беленький песок. Ласковый прибой. «Медвежий угол». Хотя о медведях здесь никто не слыхивал. На пустынном, в две стороны, на сколько глаз хватает, пляже стоят два шезлонга.
В шезлонгах сидят два разморившихся на солнце человека. Двое мужчин. На вид вполне благополучных. Лениво смотрят вдаль, туда, где за коралловыми рифами плещется волной океан. О чем-то неспешно беседуют…
– Почему он не додавил? Почему не распутал этот узелок до конца?
– Не знаю. Возможно, потому, что «с кем, государь, останешься?».
– Что?
– Цитата… Так Меншиков Петру ответил, когда тот возжелал всех казнокрадов разом извести. Тут ведь если как следует потянуть, то много чего можно вытянуть… Даже больше, чем хотелось бы. Только что потом со всем этим делать? Конечно, какие-то перестановки случились, кого-то убрали, кого-то понизили, кого-то сослали. Но все главные игроки остались. Как всегда, с доски смахнули пешек. Потому что власть как пирамида, и если выдернуть один кирпичик, как бы другие не посыпались. И как бы вся пирамида не рухнула. Для того чтобы «расшатывать устои», надо быть очень решительным человеком. И быть фанатиком. Как Ленин, как Сталин, как Кастро. То есть быть готовым поставить на кон не должность и даже не деньги – жизнь!
