Выйдя от Мостового, Кокошин тут же связался с Краминовым, и тот, несмотря на поздний час, пригласил его к себе домой.
– Для общего дела, – сказал Краминов, когда они встретились, – я рискну, пожалуй, одним нашим нелегалом. Правда, формально он подчиняется Мостовому. Но ему скажут, чтоб не мешал. Дайте мне все координаты вашего Мохового…
Всю ночь они готовили операцию. Вместе.
4. Опять трупы
Никогда Бросс не чувствовал такого напряжения, как в ту пятницу в Уистреаме. Едва он успел осмотреть труп Ващенко и попрощаться с Бартлетом, как раздался взрыв и у него на руках оказались еще два трупа. И он был единственным, кто мог дать исчерпывающую информацию о погибших местной полиции. Бросс давно уже не сталкивался с таким количеством убитых за один день, причем убитых с такой жестокостью, с тех пор, пожалуй, как уехал с Лазурного берега, где он работал в криминальной полиции Ниццы. Там нечто подобное бывало. Но там действовала каморра, страшная неаполитанская мафия, люди которой свободно курсировали между Италией, Францией и Швейцарией. Почерк был очень похожий. Он позвонил в Париж, в английское консульство, и сообщил дежурному дипломату печальную новость о Бартлете, его помощнике и гражданине Великобритании Алексе Мэрроу, имя которого взял себе убитый Ващенко.
Затем Бросс набрал еще один парижский номер. На этот раз он звонил в «Бассейн», в дом на рю Нелатон, где располагался «Департамент слежения за территорией» МВД Франции и где он надеялся отыскать Готье, который снова расставил свою наружку вокруг «Русского замка» и вполне мог пропадать в этот момент где-то в Манге. Бросс никогда не был в восторге от такого соседства, но понимал, что теперь дэ-эс-тешникам настала пора вернуться. Жюль Готье оказался на месте и, выслушав комиссара, сказал, что немедленно вылетает в Кан. Через полчаса он позвонил ему уже из аэропорта и сообщил, что вылетает через пять минут вместе с Эрвилье.
Они договорились встретиться в «Термах» в Уистреаме. Не дожидаясь их, Бросс поехал к прокурору Кальвадоса, чтобы получить у него разрешение на перевозку в Манг для вскрытия трупа Ващенко, как проходившего по делу о нескольких убийствах. Уже в Кане ему сообщили, что придется забрать еще один труп. В баке с отходами от ванн с водорослями всплыл труп Лютого. У покойника в кармане нашли карточку российского дипломата. Пришлось снова звонить в Париж, на этот раз в посольство России.
Бросс вернулся от прокурора с мини-фургоном-холодильником для перевозки трупов. Его забили до отказа и поехали в Манг, где оставили в морге клона Ващенко, а остальных Эрвилье повез в Париж для передачи по дипломатическим каналам.
Готье решил остаться в Манге у Бросса. После всех событий в Уистреаме они добрались до Манга только к вечеру. Утром следующего дня им предстояло провести аресты на вилле «Мандрагора». На всякий случай Готье выслал к вилле Мохового свой дозор, сняв на время наблюдение за посольской дачей. С выполнением приказа министра они непростительно запаздывали, но, по крайней мере, Лютым теперь должен был заниматься патологоанатом, а не Готье.
В девять утра в субботу дежурный по комиссариату сообщил Броссу, что десять минут назад им позвонил господин Юрий Моховой, сын господина Мохового, и сообщил, что, вернувшись сегодня домой из Парижа, обнаружил убитыми отца, его жену, а также еще двух человек.
Над железными воротами «Мандрагоры» нависло сразу две телекамеры охраны. Плаке выехал сюда на несколько минут раньше, и его машина стояла у входа на виллу. «Ситроен» Бросса пропустил охранник, который по-французски не говорил, но представился Николаем, и он смог подъехать к самому дому по асфальтовой дорожке, вдоль которой стояли бурно цветущие белые и розовые камелии.
Бросс увидел его сразу же, едва вошел в дом. Юра сидел за столом в кухне, катая хлебные шарики, и курил сигарету за сигаретой. При виде комиссара полицейский, сидевший рядом с ним, встал, и Юра тоже, будто по команде, вскочил.
– Сидите, сидите, – сказал Бросс. – Я пока сам все посмотрю. Мы еще с вами поговорим. Сейчас ответьте мне только на один вопрос – ваш охранник Николай был здесь ночью?
– На вилле? Нет. Он приходит утром, к девяти.
…Их всех убили за полночь. Виктор Моховой, видимо, вернулся поздно, был одет, как на прием, в галстуке и темно-синем костюме в еле заметную полоску. Смерть застала его на втором этаже, на пороге спальни. В руке у него был зажат карабин системы «Манлихер». Не исключено, что в него стреляли с террасы, опоясывающей виллу, а он схватил карабин, чтобы выстрелить в ответ, но, видимо, не успел. Пуля вошла ему в лоб. Жена его лежала на полу спальни в ночной рубашке, которая вся была пропитана кровью. Ей выстрелили в живот, очевидно, с близкого расстояния. Бросс много видел смертей, но выражение лица Валентины Моховой его поразило – она словно хотела что-то крикнуть, но смерть оборвала ее крик, заставив все мышцы лица застыть на ее последнем слове. Бросс дорого бы дал за то, чтобы его услышать.
Трупы двух мужчин нашли на первом этаже в комнате, видимо, предназначенной для гостей. Одному из них, располневшему и рыхлому господину, на вид было лет сорок пять, другой, с лицом боксера и руками молотобойца, хотя и был лысым, выглядел помоложе. В их комнате, которая от спальни Моховых была достаточно далеко, чтобы гости их не беспокоили, Бросс обнаружил следы застолья – на столе стояла недопитая бутылка водки, банка красной икры, вскрытая каким-то варварским способом, и нетронутый кусок ржаного черного хлеба. Один из убитых был одет в спортивный костюм, а тот, что постарше, так же как Моховой, – при параде. В его пиджаке Бросс обнаружил служебный паспорт на имя Николая Ивановича Ходкина. У лысого никаких документов не было. Перед смертью он успел выхватить из стеклянного шкафа, в котором у Мохового хранилось коллекционное оружие, охотничий карабин, но снайперская пуля вошла ему в левый висок. Карабин он из рук так и не выпустил. У толстяка тоже был в руке пистолет, но он получил пулю в голову прежде, чем успел выстрелить. Бросс сразу же это определил, понюхав ствол его браунинга с глушителем. Профессионалы здесь действовали с обеих сторон, но на стороне нападавших был фактор внезапности, который, очевидно, и стал решающим в этой ночной драме.
Подъехал Готье и сообщил результаты наблюдения его агентов за «Мандрагорой». Картина выглядела таким образом. Они заступили на дежурство в пятницу в 19:20. Отметили, что над виллой поднимается дымок костра. Потом там стреляли, в том числе очередями из автоматического оружия, однако, судя по звуку, палили из стволов с глушителями. В восемь вечера из ворот виллы выехали две машины с номерами посольства России. Готье тут же выяснил по номерам, что у Мохового в гостях были военный атташе России Сеточкин, а также работник торгпредства Иван Кулагин. Через некоторое время после их отъезда Моховой и его гость из Москвы (Ходкин, – отметил про себя Бросс) уехали на машине куда-то (скорее всего в казино, – рассудил Бросс) и вернулись около часа ночи.
Через полчаса после их возвращения на виллу к ней подъехал на своей машине высокий брюнет со шрамом на щеке и мушкой-родинкой на верхней губе. Его лицо хорошо просматривалось в ночном освещении виллы перед входом. Он позвонил, и ему открыл дверь охранник в спортивном костюме (тот, что был убит с карабином в руке, – заметил для себя Бросс). Через полчаса брюнет со шрамом покинул виллу, выехав из нее на той же машине.
