– Она слишком сильно надавила на Тори. Это несправедливо. Мне нужно было вмешаться пораньше.
– Сейчас ты не можешь ясно думать. Тебе отчаянно хочется защитить то, что ты считала потерянным двенадцать лет назад. И ты не хочешь снова потерять это. – Коул оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что Тори не может их слышать, и тихо добавил: – Ты знаешь, что с ней что-то случилось тем вечером. Мы оба знаем, что перед пожаром она была с Рикки. – Он сделал паузу. – Нам нужна активная стратегия на тот случай, если начнется полицейское расследование и копы начнут стучаться к нам, требуя объяснений.
Оливия круто развернулась к нему:
– Думаешь, это не было несчастным случаем? Ты и впрямь думаешь, что Тори причастна к этому? – Ее страх был физически ощутимым. – Думаешь, она что-то видела?
«Ты думаешь, это кровь ее отца дает о себе знать?»
– Лив, ты говорила, что ей снятся кошмары. И еще есть бутылка браги, которую ты нашла в ее комнате.
Оливия с силой провела пальцами по волосам.
– Я даже не хочу обсуждать, что в ней могут однажды проснуться гены ее отца. Никогда. Но я вынуждена сомневаться, Коул, сомневаться в несомненном.
– Иди наверх и попробуй еще раз поговорить с ней.
Оливия неторопливо поднялась наверх. Дверь комнаты Тори была закрыта. Оливия немного замешкалась, потом тихо постучала.
– Тори?
– Уходи, – отозвался приглушенный голос из-за двери.
– Тори, мне нужно с тобой поговорить.
Молчание.
Оливия повернула ручку. К ее облегчению, дверь оказалась не заперта. Маленькие шаги, шаг за шагом. Оливия вздохнула и спокойно спросила:
– Я войду, ладно?
Снова молчание. Она вошла в комнату.
Тори сидела на ковре, обнимая Эйса. Она подняла голову, и Оливия увидела, что дочь плакала, уткнувшись в собачью шерсть. У Оливии сжалось сердце. Она хорошо знала, как это бывает, когда собака дарит утешение человеку.
Усевшись на полу рядом с ними, Оливия погладила Эйса.
– Тори, у них есть доказательства, что ты была там.
Девочка шмыгнула носом.
– И я знаю, что у тебя была бутылка браги из его сарая.
Тори оцепенела.
– Мы знаем, что ты приехала с Рикки на том снегоходе. Ты вернулась домой сразу же после начала пожара, а потом была очень расстроена, встревожена и плохо спала.
Молчание.
– Поговори со мной, Тори. Разреши помочь тебе, пока дело не зашло слишком далеко. Но чтобы помочь тебе, я должна знать все, от начала до конца. Почему вы убежали? Что вы с Рикки видели в тот вечер?
– Я… меня там не было. Не было, – сдавленно повторила она. – Это все ложь. – По ее щекам потекли слезы, и она ткнулась лицом в шерсть Эйса. – Неправда, – пролепетала Тори, вцепившись в собачью шерсть. – Это не может быть правдой.
* * *
Когда Оливия вышла из ее спальни, Тори еще долго лежала, обнимая Эйса. Она была уверена, что ее вот-вот стошнит. Она не знала, что делать. Рикки увезут прочь, и она навсегда расстанется с ним. А если она признается, что побывала в сарае Ноя, чтобы украсть брагу, а потом вошла в его дом и устроила пожар, а потом убежала и не попыталась помочь, разве ее не отправят в колонию для несовершеннолетних, как Рикки? Разве ее не заберут вместе с ним?
Тори была испугана. По-настоящему испугана. Но она не была испорченной девчонкой. Ей хотелось довериться Оливии. Ей было очень жаль Бекку – ту женщину из полиции, потерявшую своего отца. Она не знала, что у старика есть дочь, тем более настоящий офицер полиции, как Гейдж. Не знала, что он был достоин такой чести, как мемориальная служба в присутствии его коллег, и Бекка тоже должна была получить сложенный флаг.
Тори очень хорошо знала, что значит потерять любимого отца. Она выросла в окружении рядовых полицейских, детективов и их помощников, поэтому изначально доверяла блюстителям правопорядка. Потому что копы избавляли мир от плохих парней. Как ее отец, который отправился на охоту за Юджином Джорджем, хотя никто не верил, что тот до сих пор в стране. Но при этом Тори любила Рикки. Он был для нее всем. Неужели он тоже оказался плохим парнем?
Она покачивалась, обняв колени. Все не так-то просто, да? Хорошее и плохое. Ей всегда казалось, что это просто.
Ей не хватало Мелоди, ее приемной матери. Тори ощущала это как дыру в сердце. Потому что Мелоди умела разбираться в таких вещах. У нее всегда были ответы.
Страж
Карибу-Кантри, полтора года назад
Эш сидит рядом с Саймоном Бегущим Ветром на вершине плоского холма. Долина и озера внизу выровнены отступающими ледниками. Отсюда, с этого наблюдательного пункта, Эш может чувствовать кривизну земли, бесконечность пространства.
Но острее всего Эш ощущает здесь течение времени. Времени и безвременья. Люди подобны муравьям, которые считают, что занимаются важными делами, но их жизнь и труды – всего лишь мгновение в контексте геологических эпох. Более того, это мгновение, взятое взаймы. Земле стоит лишь повести плечом в своей дреме, как все люди и их постройки рассеются по ее лику и выжившие устремятся в убежища.
Они с Бегущим Ветром безмолвно созерцают просторы, расстилающиеся внизу, ни слова не звучит между ними.
Бегущий Ветер неторопливыми, размеренными движениями обстругивает кусок серебристой березы. Он пользуется карманным ножом с полупрозрачной костяной ручкой, инкрустированной крошечной золотой головой лошади. Ножик снабжен несколькими складными инструментами, в том числе пробойником для лошадиных копыт.
Эш смотрит на руки Саймона. Его кожа имеет орехово-коричневый оттенок. Длинные черные волосы пронизаны серебряными прядями. У Саймона прямой нос с патрицианской горбинкой, похожий на орлиный клюв. Широкий лоб нависает над глубоко посаженными глазами.
Несмотря на возраст, у него мало морщин, но годы жизненного опыта, печалей и радостей отражаются в его взгляде. Белки глаз уже тронуты стариковской желтизной.
Эш ощущает ход времени.
Солнце начинает опускаться, и перемена температуры приносит легкий ветерок.
«Скоро пойдет снег», – говорит Бегущий Ветер, не глядя на Эша.
Тот кивает. Пока он ждет, в нем нарастают нетерпение и желание узнать, почему Бегущий Ветер предложил ему подняться сюда сегодня вечером. Но Эш научился не торопить старика и доверять его методам подачи информации.
Однажды Эш повстречал индейского траппера, который обходил линию своих капканов в лесу. Тогда Эшу было одиннадцать лет. Он набил свой рюкзачок одеждой, комиксами, сэндвичами и ушел, чтобы жить в лесной глуши, – так он объяснил Бегущему Ветру.
