Подведем итог.
Результаты интересные, но они не объясняют, почему участники эксперимента с «условием Мейдоффа» мошенничали больше, чем другие. Возможно, те, кто наблюдал за представлением Дэвида, быстро оценивали свои шансы и говорили себе: «Если он смошенничал и ушел безнаказанным, значит, я могу сделать то же самое, не рискуя быть пойманным». Будь дело в этом, пример Дэвида повлиял бы на анализ рисков и результатов других участников. Им убедительно продемонстрировали: мошенничать можно, и без последствий. (Это суть теории ПМРП, описанной в главе 1 «Тестирование простой модели рационального преступления».)
Возможно также, что действия Дэвида стали сигналом для других участников: такой тип поведения является социально приемлемым или как минимум возможным. В повседневной жизни мы постоянно смотрим на других, оценивая, какое поведение приемлемо или неприемлемо. Нечестность может проявляться в случаях, когда социальные нормы, определяющие приемлемое поведение, недостаточно ясны, а поведение других — в данном случае Дэвида — меняет наше представление о том, что правильно, а что нет. С этой точки зрения рост мошенничества, отмеченный в группе с «условием Мейдоффа», мог быть вызван не рациональным анализом рисков и результатов или выгоды, а новой информацией и пересмотром допустимых границ морали.
Чтобы понять, какая из двух версий лучше объясняет рост мошенничества в группе с «условием Мейдоффа», мы провели еще один эксперимент, с другим набором социально-моральных факторов. Мы хотели выяснить, будут ли участники мошенничать больше, когда риск быть пойманными полностью исключен, но и очевидного примера мошенничества перед глазами нет. Мы попросили Дэвида вновь поработать на нас, однако на этот раз он появился на сцене раньше. Когда экспериментатор объяснял условия тестирования, Дэвид вдруг перебил его. «Прошу прощения, — громко сказал он, обращаясь к инструктору, — учитывая сказанное, могу ли я просто сообщить вам, что решил все задачи, и уйти с деньгами? Нормально ли это?» Помолчав несколько секунд, тот ответил: «Вы можете делать все, что считаете нужным». По вполне очевидным причинам мы назвали эту часть эксперимента «условием с вопросом». Услышав подобный диалог, участники теста поняли, что могут обмануть экспериментатора без каких-либо негативных последствий. Что бы сделали вы, окажись на их месте? Обманули наблюдателя? Проанализировали риски и поняли, что можете безнаказанно уйти с деньгами? Вы же слышали, как экспериментатор произнес «Делайте, что считаете нужным», правда?
Давайте посмотрим, помогут ли новые обстоятельства понять, чем руководствуются участники эксперимента. Студенты увидели живой пример мошеннического поведения и получили новую информацию двух типов. С одной стороны (это касается анализа рисков и выгоды), наблюдая за Дэвидом, выходившим из комнаты с максимальной суммой, участники осознавали, что у мошенничества не будет негативных последствий. В то же время для каждого из них действия Дэвида были недвусмысленным намеком на то, что окружающие считают вполне допустимым мошенничать в ходе эксперимента. Поскольку и то, и другое справедливо для группы с «условием Мейдоффа», мы не могли в точности сказать, был ли рост мошенничества вызван переоценкой результатов анализа рисков и последствий либо социальными сигналами, либо двумя факторами вместе.
И здесь нам очень помогло новое «условие с вопросом», в котором присутствовал лишь первый элемент (связанный с расчетом рисков и последствий). Когда Дэвид задал вопрос, а инструктор подтвердил, что мошенничество не только возможно, но и не будет иметь никаких последствий, участникам стало ясно: обманув, они ничего не потеряют. Более того, «условие с вопросом» изменило понимание возможных последствий происходящего (притом что фактически никто из участников не делал ничего предосудительного). Будь уровень мошенничества в этих условиях таким же, что и в «условии Мейдоффа», можно было бы сделать вывод: и там, и там ключевую роль в повышении уровня мошенничества сыграла информация об отсутствии негативных последствий обмана. В то же время, если бы уровень мошенничества в «условии с вопросом» оказался значительно ниже, чем в группе с «условием Мейдоффа», вывод был бы иным: фактором, приводящим к увеличению обмана в «условии Мейдоффа», является социальный сигнал — осознание того, что люди из твоей социальной группы считают допустимым мошенничать в подобных ситуациях.
Какими, по вашему мнению, оказались результаты эксперимента? В группе с «условием с вопросом» участники заявили, что решили в среднем по 10 задач, то есть на три матрицы больше, чем в контрольной группе (что было неправдой). Однако это было на две матрицы меньше, чем в эксперименте «с уничтожением», и на пять матриц меньше, чем в группе с «условием Мейдоффа». Иными словами, после того как экспериментатор сообщил Дэвиду, что тот волен делать все, что посчитает нужным, уровень мошенничества снизился. Если бы участники руководствовались исключительно соображениями рационального анализа рисков и выгоды, результат был бы противоположным! Таким образом, мы получили основания для следующего предположения: узнав о том, что аморальное поведение возможно (допустимо), люди начинают размышлять о собственной морали (как в эксперименте с 10 заповедями и кодексом чести, описанном в главе 2 «Поправка на хитрость: некогда скучать») и, как следствие, ведут себя более честно.
Дресс-код
Хотя сами по себе результаты оказались многообещающими, мы хотели получить более очевидное подтверждение идеи о том, что мошенничество может быть социально заразным явлением. Так в эксперименте появилось новое условие, которое можно было бы сформулировать фразой «свой свояка видит издалека», иными словами, дресс-код.
Мы прибегли к тому же приему, что и в эксперименте с «условием Мейдоффа»: вскоре после начала теста актер вставал, объявлял, что решил все задачи, и т. д. Однако имелось одно важное отличие: на нем была футболка Питтсбургского университета.
Тут необходимы некоторые пояснения. В Питтсбурге есть два престижных учебных заведения: Питтсбургский университет и Университет Карнеги‒Меллона. Как и во многих аналогичных случаях, когда два высших учебных заведения расположены в непосредственной близости одно от другого, они соперничают на протяжении десятилетий. Именно этим духом здоровой конкуренции мы и решили воспользоваться, чтобы подтвердить нашу гипотезу о мошенничестве как социальной инфекции.
Эксперимент проводился в Университете Карнеги‒Меллона, и все участники были студентами этого вуза. В группу с «условием Мейдоффа» Дэвид пришел в белой футболке без надписей и джинсах. Создавалось впечатление, что он учится в Университете Карнеги‒Меллона, как и все остальные. Однако для эксперимента с новым условием, которое мы назвали «условие Мейдоффа-чужака», Дэвид надел сине-золотую футболку Питтсбургского университета. Так он показывал остальным, что является для них чужаком из другой социальной группы.
Логика эксперимента была той же, что и в «условии с вопросом». Мы предположили: если рост мошенничества, отмеченный в «условии Мейдоффа», был вызван тем, что Дэвид смог безнаказанно обмануть наблюдателя и остальные участники поняли, что могут сделать то же самое, было совершенно не важно, в майку какого вуза одет Дэвид. Информация о том, что явный обман не имеет отрицательных последствий, никак не была связана с одеждой. В то же время, если рост мошенничества в группе с «условием Мейдоффа» был вызван изменением социальных норм, позволившим участникам считать, что мошенничество вполне допустимо в рамках их социальной группы, очевидно, что фактором влияния была принадлежность актера именно к этой социальной группе (студенты Университета Карнеги‒Меллона), а не другой, конкурирующей (студенты Питтсбургского университета). Таким образом, решающим элементом нашей экспериментальной «конструкции» была футболка Дэвида, выступавшая в роли связующего социального звена. Будут ли студенты Университета Карнеги‒Меллона копировать поведение Дэвида, одетого в футболку конкурирующего вуза, или воспротивятся его влиянию?
