Мы начали этот разговор с Ромео Кастеллуччи просто потому, что он очень хороший и даже великий режиссёр (и мы будем возвращаться к нему ещё несколько раз), но на его примере можно проследить, в чём вообще источник революционных преобразований в современной оперной режиссуре. Ответ короткий – в приходе в музыкальный театр (пост)драматических театральных режиссёров и художников, а точнее – режиссёров авторского театра. Как мы уже выяснили ранее, театр в 60-х годах начал эмансипироваться от традиционного способа рассказывания историй и вообще от рассказывания историй. В первую очередь это произошло в театре драматическом, который постепенно выходил из зависимости от литературных произведений и конвенциональных типов выразительности. Поскольку опера значительно менее подвижный жанр, чем сам театр, в ней этот процесс эмансипации стартовал несколько позже – в конце семидесятых – начале восьмидесятых. Важно понимать, что здесь мы говорим об опере, как сценическом произведении. В опере как музыкальном жанре эти тенденции усилиями композиторов случились раньше: с пониманием краха тональности в 50–60-х годах пришло понимание, что вслед за ней опера потеряла значительную часть своей нарративной силы, поэтому незачем больше пестовать сторителлинг как основную задачу музыкальной драмы. В новых произведениях композиторов того периода повествования могло вообще не быть, а если и было – то было несвязным, невнятным, ускользающим, рассказывающим несколько версий одной и той же истории. Для некоторых художников в широком смысле тогда главным аргументом стала даже не дискредитированность оперы как жанра, а чисто экономические соображения: ставить полноценную оперу очень дорого – хор, оркестр, солисты, декор, в который нужно всё это завернуть. Так, естественным образом, некоторые композиторы принялись редуцировать традиционную форму оперы, оставляя меньше музыкальных инструментов или заменяя их на непривычные, избавляясь от хора, заменяя арии речитативами и так далее. Эти опыты редукции находились уже на грани с зарождавшимся музыкальным театром.
С приходом разных режиссёров в оперные театры там поселились разные типы обращения с оперным материалом, но генерально их можно разделить на две части: первую представляют режиссёры нарративного типа театра, для которых классическая или современная опера – это повод для высказывания о реальности; вторую – режиссёры авторского театра, которые, как правило, значительно более свободны от давления оперных канонов и привносят в оперную режиссуру концептуальные или визуальные новации. Так выходит, что режиссёры первого типа работают в театре в основном с оперой, вторые же приходят из (пост)драмы. Поскольку связь первых с традиционным театром, зависимым от текста и сообщения, кажется значительной и на поле «нарративного оперного театра» наблюдается меньшее разнообразие, нас применительно к современной режиссуре будет интересовать второй тип авторов-художников. Нужно просто повторить мысль, так или иначе проходящую через эту книгу в нескольких местах: опыт современной оперной режиссуры, как и современного театра вообще, – это опыт освобождения от конвенций, а вместе с этим приобретения новых пластичных законов существования художественного материала и типов выразительности, это опыт апроприации разнообразия как метода.
«Эйнштейн на пляже», «Гражданские войны» и оперные работы Роберта Уилсона
Семь минут поднимается белая светящаяся балка длиной метра три из горизонтального положения на полу в вертикальное. Первые две минуты после появления она лежит, а затем начинает с едва заметной скоростью подниматься своим левым краем. Девять минут реального времени – это довольно много. За это время можно произнести пару монологов, спеть арию о трагической любви, зарезать всех героев на почве ревности и сделать вообще ещё много чего. Во второй сцене четвёртого акта оперы Филипа Гласса и Роберта Уилсона «Эйнштейн на пляже» белая световая балка в полной темноте (это в версии 2012 года; в первой постановке 1976-го по пути её подъёма на некоторое время появляется синий фон) поднимается вверх девять минут, пока не встаёт вертикально по центру. Всё это время играет соло электронного органа – после пяти минут совсем однообразное. Эта работа перевернула весь оперный и театральный мир, задав экстремальную планку, к которой спустя больше сорока лет мировой театр до сих пор только подбирается.
В 1985 году – через год после возобновления «Эйнштейна на пляже» – в Бруклинской академии музыки выходит документальный фильм Марка Обенхауса «Эйнштейн на пляже: меняющийся образ оперы». В фильме через фрагменты спектакля и интервью с основными членами креативной команды повествуется, в чём заключается базовая интенция этой работы. Самое интересное, что Уилсон прямым текстом поясняет, что называет это оперой в том смысле, которое это слово носит в итальянском языке – опус, большая работа. Разумеется, никакого отношения к традиционной опере эта работа не имеет. Название этого фильма отражает процесс, который «Эйнштейн» запустил, – спектакль Гласса и Уилсона показал, как, оказывается, можно писать и ставить оперу по-новому, отказавшись от огромного числа конвенций. Очень много времени может уйти на то, чтобы описать, что из себя представлял театр на момент середины семидесятых годов прошлого века, но достаточно потратить четыре с половиной часа и посмотреть видеозапись «Эйнштейна на пляже», чтобы понять, что не представлял – себе и из себя – театр в это время. Инновация, понимаемая, например, Борисом Гройсом, как негативное следование традиции, здесь выходит за пределы такого понимания: «Эйнштейн на пляже» это не только редукция оперных форм и отказ от нарратива и всего остального, что свойственно опере традиционной, это вообще новый способ исполнения, новый способ организации музыки и сценической реальности, новый способ взаимодействия со зрителем и временем в театре.
Уилсон любит рассказывать историю о том, как на одном из показов «Эйнштейна» он оказался прямо рядом с Артуром Миллером. В один из репититивных моментов Миллер, не зная Уилсона, обратился почему-то именно к нему со своим недоумением: «Что вы об этом думаете?»; Уилсон ответил, что не знает, что и думать, и задал Миллеру тот же вопрос. «Что-то до меня не доходит», – ответил Миллер; «До меня тоже», – признался режиссёр. Миллера можно понять и простить. В либретто «Эйнштейна на пляже» есть, например, такие куски:
If you see any of those baggy pants it was huge
Mr Bojangles
If you see any of those baggy pants it was huge chuck the hills
If you know it was a violin to be answer the telephone and if
any one asks you please it was trees it it it is like that
Mr Bojangles, Mr Bojangles, I reach you
Этот текст написал Кристофер Ноулс, подросток с расстройством аутистического спектра, с которым Уилсон познакомился в 1973 году. Мать Ноулса была графическим дизайнером, отец – архитектором, и его знакомый передал Уилсону одну из аудиокассет с голосом Ноулса: мальчику было 14 лет и он развлекался, надиктовывая спонтанные тексты на магнитофон. Запись, которую получил Уилсон, была посвящена некой Эмили, в ней сообщалось, что «Эмили любит телевизор, потому что она смотрит телевизор, потому что она любит телевизор». Как отмечает сам Уилсон, эта запись поразила его какой-то скрытой внутренней логикой, которая поддерживала на первый взгляд абсурдный набор слов. Чтобы попытаться в ней разобраться, Уилсон транскрибировал аудиозапись на бумагу и увидел, что она обладает почти математическим способом организации слов – на тексте визуально чётко выделились диагонали, вертикали, горизонтали, равномерные расстояния. Ноулс обучался в интернате для детей с особенностями развития, и Уилсона тогда поразило, зачем из Кристофера пытаются сделать «нормального» человека, ведь он и так умён – только по-своему. Режиссёр сразу предложил подростку и его родителям задействовать мальчика в нескольких своих проектах. Поначалу он просто использовал тексты Ноулса, но затем Ноулс – в силу своих особенностей панически боявшийся публичного появления перед людьми и тем более говорения – стал перформером в некоторых спектаклях Уилсона, в частности в работе «Письмо Королеве Виктории», которая в значительной своей части основана на тексте Ноулса. Родители подростка были абсолютно поражены, как под патронажем Уилсона он выходит и без стеснения проговаривает сложные абстрактные монологи перед аудиторией в несколько сотен человек.
