Зина и сама очень внимательно прочитала роман. В романе Ильи были приведены рассуждения Толстого о том, что есть любовь, а что половое чувство, и посреди реальных исторических персонажей была вымышленная героиня, воплощение чистоты, совершенно равнодушная к полу. Зина прочитала и подумала – эта девушка похожа на нее, надо же, как совпало!..
– Между прочим, я в этом радостном событии не последний человек! Это вообще-то я все устроила!..
Илья словно не услышал или не захотел говорить об этом. Помолчал, затем показал Зине книгу, которую держал в руке, – смотри, что я взял у твоего папы, Мариенгофа…
– Ты мог бы сказать мне «спасибо»!.. – потребовала Зина. – Скажи мне «спасибо»!
– Спасибо, Зина, ты можешь испортить любую радость, – сердито сказал Илья. – Нет, ну какой у тебя все-таки плохой характер! Требуешь формального «спасибо», как будто не понимаешь, как я тебе благодарен, особенно за это… – Илья показал на Мариенгофа. И ехидно добавил: – Знаешь, Зина, ты очень странный женский экземпляр. Ты красивая, у тебя манеры… ты сама прекрасно знаешь, какое производишь впечатление, и при этом у тебя комплексы размером с дом! Все время болезненно следишь, достаточно ли тобой восхищаются, как будто делаешь смотр своим солдатикам. К тому же у тебя просто плохой характер: ты высокомерная, холодная, злая, ты не такая, как Ася! Я тебя люблю.
– Хватит меня анализировать… – обиделась Зина. – …Что?.. Что ты сказал?.. Это откуда цитата?
– Я тебя люблю, – повторил Илья, глядя на книгу, как будто сказал «люблю» Мариенгофу.
– Папа уже разговаривал… с теми, от кого зависит, когда твой роман напечатают, – заторопилась Зина.
Она опять солгала. Отец ни с кем не говорил о романе Ильи. Услышав это неожиданное «я тебя люблю», Зина не смутилась, не удивилась, не обомлела от счастья – не почувствовала ничего, что полагается чувствовать, когда говорят «я тебя люблю», только страх, страх, что Илья любит Асю больше, чем ее… Ей захотелось что-то дать Илье взамен «я тебя люблю», как будто для его любви было недостаточно ее самой. Илья же сказал – у нее комплексы размером с дом.
…Когда отец сегодня утром сказал «есть дар», на Зину мгновенно накатил душный жар. Отец никогда еще не говорил так определенно – дар. Обычно он говорил – «несусветная чушь, очередная бездарность» или, в крайнем случае «не так страшно, как можно было бы ожидать»… Значит, Илья действительно гений…
…Гений, но – Асин!.. Нечестно, что все лучшее – Асе! Она должна отнять его у Аси, во что бы то ни стало вырвать ее руку из его руки и вставить свою, как в детстве – тянуть чужую игрушку, пока не отнимешь!
Зина.
P. S.
Ну, гадость же, какая гадость!
Я была не хуже других, – хорошая девочка с нормальными понятиями о добре и зле. Папа вырастил меня на хороших книгах, ненавидела Карабаса, презирала Дуремара, хотела быть как герои советских детских книжек. Илья говорит, что все эти советские детские книги создавали для детей моральные императивы, четко определяя некий кодекс – что хорошо, а что плохо. В общем, папа не учил меня, что, когда хочешь получить чужое, нужно царапаться и кусаться, – и взять, что хочется.
На мне тогда была твоя синяя юбка и наш самый любимый свитер, зеленый с синим воротником, мне его мама из Венгрии привезла.
Привет, Ася!
– Зачем ты мне рассказала? Лучше бы я не знала, – сказала Ася. Та, первая вспышка отчаяния, когда ей показалось, что за ее спиной происходит другая любовь, не повторилась, и теперь она просто пыталась примениться к новым обстоятельствам, – может быть, лучше не знать?
– А если бы я промолчала, ты бы сказала, что я предатель?!..Промолчать и правда было бы не вполне порядочно… – сказала Зина строгим голосом, каким объясняла Асе алгебру и физику. – Кстати, выражение «не вполне порядочно» не имеет смысла, порядочность, как осетрина, не бывает второй свежести, а только первой. А я порядочный человек.
Ася посмотрела на Зину с сомнением, как на бандероль, которая пришла к ней по ошибке.
– Я больше не буду с ним встречаться… Он твой… – сказала Ася.
Девочки делили Илью, как в детстве последнюю конфету. Зина отдавала мрачно, боялась – отдаст, а вдруг потом сама захочет? Ася отдавала с размаха – на, возьми, и так же легко забирала обратно.
– Илья спит со мной, а тебе говорит «я тебя люблю»… – в который раз повторила Ася. – Он спит со мной, целует меня, и ни разу не сказал мне «я тебя люблю», а тебе сказал!.. С тобой спать нельзя, с тобой другие отношения… Ты его Прекрасная Дама!..
– Зато у него к тебе страсть, а я не вызываю у него вообще никакого желания, он даже за руку меня ни разу не взял… – возразила Зина. – У нас как в психологическом романе начала века… Или нет, это Айрис Мердок. Смутные желания, неосознанные мотивы, герой любит обеих, к одной у него страсть, а с другой…
– А с другой… он думает, что любит ее, а на самом деле он любит книги… – засмеялась Ася. Во всем, что не касалось уроков, у Аси был очень быстрый ум. Она смеялась – это был единственный способ не плакать, и все уступала и уступала Илью Зине. – Хочешь? Хочешь, бери его себе?..
– Хочу, – деловито сказала Зина. – Ну что, договорились?.. А может быть, мы обе с ним расстанемся?
– Да, лучше мы обе, – согласилась Ася. – Я позвоню и скажу ему…
Телефон стоял на столике в прихожей. Зина вытолкнула Асю в прихожую, протянула ей трубку – звони.
– И позвоню!.. – решительно сказала Ася. – И скажу: «Дорогой Илья, мы обе не хотим больше тебя видеть, привет тебе от Айрис Мердок».
Ася набрала номер, подержала трубку в руке, осторожно положила на рычаг, тоскливо сказала:
– И я больше никогда его не увижу?
Зина обняла Асю, погладила ее по голове.
– Ася?.. Завтра последний экзамен.
…Обе, и Зина, и Ася, получили на экзамене по английскому пятерки, Зина успела написать и свою тему – «Ленинград – город трех революций», и Асину – «Успехи СССР в покорении космоса». Они уже были, можно сказать, студентки. Зину ждали на филфаке, будто она будущий лауреат Нобелевской премии, Асю ждали в Академии художеств, – у всех членов приемной комиссии были работы Асиного отца.
Зина.
P. S.
Ася?..
Наверное, ты права… Ты права. Илья сказал «люблю» не мне, а папиным книгам. Он влюбился не в меня, а в папины книги: в Платонова, Замятина, в «Доктора Живаго», «Воспоминания» Надежды Мандельштам, изданные в Нью-Йорке, в ее «Вторую книгу», изданную в Париже, ее нельзя было выносить из кабинета.
«Доктора Живаго» Илья прочитал, потом вернул, но не смог окончательно расстаться, – еще раз взял-прочитал-поменял у папы на другую книгу. А потом уже просто приходил и подчитывал. Некоторые страницы он знает наизусть, как стихи, – выучил в туалете у нас дома, бегал в туалет с книжкой и сидел там, пока мама или тетя Ира не начинали покашливать у двери.
