В тот момент я разом простил ей и клоунаду на каруселях, и сравнения с черепахой.
Невидимый путь под колесами выровнялся. Впереди забрезжило мутно-серым, свет стал ярче, и мы вкатились в небольшой полукруглый зал с серыми бетонными стенами и низким куполом потолка, с которого на коротких шнурах свешивались неяркие лампы дневного света. Рельсы выходили из черного зева тоннеля, изгибались вдоль стен и исчезали во тьме низкого арочного хода на противоположной стороне зала.
Вагонетка остановилась у двустворчатых железных дверей, выкрашенных коричневой краской. Яна легко соскочила с сидения, обернулась и вопросительно посмотрела на меня. Я, насколько возможно, придал себе вид уверенный и бесстрастный и тоже вылез следом. Вагонетка лязгнула, и, набирая ход, укатила во мрак.
Стало тихо, только чуть слышно гудели лампы под потолком. От железных дверей тянуло холодом. У широкой притолоки с грубыми сварными швами я увидел процарапанные в сером бетоне незнакомые знаки: два пересеченных квадрата, образующих восьмиугольник, круг с точкой посередине и четырьмя расходящимися радиальными пунктирными линиями, и какой-то рисунок, похожий на кое-как вычерченный абрис головы терьера.
Яна повернулась, одернула на мне рубашку, поправила воротник и значок с олимпийским волчонком, и заботливо заглянула в глаза.
– Ты как?
– В порядке, – ответил я, протолкнув в легкие глоток мертвого воздуха.
– Слушай, прости, я не предупредила, – виновато сказала она. – Заболтались, разозлилась еще на тебя, вот и вылетело совсем из головы. Говорю же, дурею. Да и не привыкла ходить сюда с компанией.
Я вспомнил, как Яна и Савва добирались по городу до моего дома через склепы на кладбище и подземелья.
– А Ильинский?
– Его не нужно предупреждать, – серьезно ответила Яна. – Он видит иначе. Вот ты где сейчас?
– Полукруглый зал. Серые стены, похоже, бетон или грубая штукатурка. Наливной пол. Потолок сводчатый, железная дверь…
– А я нет, – перебила Яна. – Я не вижу ничего подобного, понимаешь? И Савва тоже этого бы не увидел. А то, что воспринимаю я, или он, описать очень сложно.
– Можешь и не пытаться.
– Не буду. В двух словах: мы в масах, закулисье Полигона. Единственное из альтернативных пространств, доступных для людей в физическом теле, хотя просто так сюда не попасть, да и злоупотреблять такими визитами никому не советую. Тут, – она показала в сторону двери, – одна из наших баз материально-технического снабжения. Проход к ней и саму базу строили элохим, так что наш вход сюда шеды не зафиксируют. Мне нужно обновить запас лхаш, ну, и еще кое-что заказать и сделать.
Она занесла кулачок над дверью, потом остановилась и обернулась ко мне.
– Шомер базы – ишим Кавуа, он мой старый приятель и, в общем-то, элохим спокойный и понимающий. Но ты все же воздержись, пожалуйста, от этих твоих шуточек саркастических, хорошо? Я не так часто являюсь с гостями, не позорь меня.
– Не буду, – пообещал я. – Слово коммуниста.
Яна сверкнула глазами и застучала в гулкую дверь.
Загрохотали засовы, несколько раз со скрежетом провернулся в замке ключ и дверь приоткрылась. В проем выглянул невысокий худой паренек с падающей на лоб черной челкой, в синем халате, из нагрудного кармана которого торчала пара карандашей и разноцветные ручки. Выглядел он как студент на производственной практике. Паренек посмотрел на Яну, кивнул и сказал:
– Йанай.
– Кавуа, – отозвалась она и тоже кивнула.
Паренек перевел взгляд на меня.
– Познакомься, это Виктор Адамов, – представила Яна. – Мой друг и помощник в текущем проекте.
– Ясно, – отозвался Кавуа. – Он в курсе, что сейчас стареет минимум в семь раз быстрее, чем в пределах своих измерений?
– Теперь в курсе, – недовольно поморщилась Яна. – Войти можно?
За железной дверью оказался небольшой квадратный тамбур с пустой доской объявлений, покрытой желтоватыми пятнами высохшего клея и обрывками серой бумаги, да облезлым стулом в углу. Кавуа пропустил нас внутрь, закрыл дверь, запер ее на массивный засов, а потом открыл другую, деревянную, выкрашенную белой краской, и жестом пригласил пройти.
Мы оказались в обширном квадратном зале, который напомнил мне склад вещественных доказательств при ГУВД: синие казенные стены, металлические стеллажи от пола и до низкого потолка, полки уставлены лотками, перемотанными изолентой картонными коробками, и металлическими ящиками размером от небольшой шкатулки до полноценного сундука, куда полвека назад вместился бы весь скарб небогатого семейства. Ящики были цвета слоновой кости и с защелками по боками. В углу за тесно набитым папками шкафом примостились картотека и желтый письменный стол с настольной лампой, а посередине зала стоял еще один, широкий и длинный, блестящий матовой металлической поверхностью, на которую Кавуа шлепнул разграфленный лист бумаги.
– Итак, чем могу?..
Яна сняла с руки свой браслет с кармашками, потерла запястье и начала перечислять:
–”Круговорот” – штуки две или три, два “Сиреневых тумана”, три “Грезы”, потом еще “Светлый путь”, побольше, штук пять, “Искра”, “Паутина”, “Джокер” – всего по три штуки, и, пожалуй, “Гнездо шершней” – одно, а лучше пару.
Кавуа покивал, делая ручкой пометки в разных графах, потом отошел к стеллажам и вернулся обратно с двумя небольшими ящичками. Щелкнул замками, покосился на лежащий браслет и сказал:
– Носитель не хочешь сменить? Этот нелепый какой-то, да и заметный.
Яна пожала плечами.
– Зато все под рукой и помещается много. А ты что предлагаешь?
Шомер откинул крышку одного ящичка и извлек оттуда монетницу – металлический прямоугольный футляр с семью вырезами для монет разного достоинства, закрытых пластиковыми заглушками на пружинах.
– Ну, не знаю, – с сомнением протянула Яна. – Его же в сумке носить придется. И категорий всего семь.
Я кашлянул. Они повернулись ко мне.
– Вообще-то, товарищ Кавуа прав, – сказал я. – Это точно получше браслета: есть преимущество скрытого ношения, вопросов не вызывает, не привлекает внимания. Я бы рекомендовал.
Кавуа серьезно посмотрел на меня и одобрительно кивнул.
– Ой, Адамов, ну если ты говоришь, то хорошо, – согласилась Яна. – Тогда убери “Сиреневый туман” и добавь “Грезы” и “Паутины” по одной штучке.
–”Паутины” всего две осталось, не получится. Дефицитная вещь, а снабженцы подводят. Могу “Грез” выдать побольше.
– Хорошо, хорошо. И мне еще деньги понадобятся. Сколько у меня осталось лимита в этом месяце?
– 762 рубля 40 копеек.
– Давай все. Пригодится.
Кавуа отправился куда-то в дальний угол зала и скрылся за стеллажами. Послышался звон ключей, лязг и скрип отворяемой дверцы сейфа.
