Он пошёл дальше – идти с каждым шагом всё тяжелее, но среди чёрных силуэтов деревьев уже мелькали городские огоньки. Дом Крамера – рядом, на улице, параллельной той, где жил профессор. Это совсем рядом – ещё минут двадцать.
Вдалеке залаяли собаки.
Он снова вспомнил, что так до сих пор и не искупался здесь. Когда он вообще последний раз купался? Кажется, летом прошлого года. В Финском заливе. Тогда он не спал трое суток и решил окунуться, чтобы взбодриться. Ничего, завтра днём надо обязательно искупаться здесь. Он же впервые на Чёрном море. Он ни разу в нём не плавал. Он впервые видит это море, и эти горы, и это небо чернее ленинградского и впервые дышит этим необычным воздухом, в котором морская прохлада смешалась с запахом можжевельника.
Здесь как будто другая планета. Всё другое: и воздух, и небо, и люди, и особенно море.
Выйдя на улицу, где жил Крамер, Введенский выключил фонарик и вынул из кобуры ТТ.
Дом Крамера, обнесённый невысоким деревянным забором, оказался большим, двухэтажным, дореволюционной постройки, с двумя заострёнными угловыми башенками-верандами и просторными лоджиями по периметру. На террасе светилась догорающая керосиновая лампа. В окнах на первом этаже желтел свет.
Введенский подошёл к забору, огляделся, посмотрел в щель меж досок. В окнах никого. На ступеньках террасы дремал большой рыжий кот, похожий на того, который заходил в комнату мёртвого профессора, когда они осматривали тело. Может, это тот самый кот.
Введенский подумал, что Крамера нельзя недооценивать и он наверняка тоже не спит и следит за тем, что происходит вокруг. Если он, конечно, вообще сейчас в этом доме.
Он осторожно прошел вдоль забора, пригибаясь и посматривая в сторону дома. Нащупал ногой удобный камень, на который можно привстать, чтобы аккуратно перелезть. Поставил на него ногу, опёрся о забор – осторожно, чтобы не выронить пистолет, – и перелез, сразу же пригнувшись и отойдя в тень.
Вдалеке снова залаяли собаки. Наверное, где-то на соседней улице.
В окнах по-прежнему никого не было видно. Конечно, подумал Введенский, Крамер не дурак, чтобы выглядывать в окна.
Осторожно и медленно, стараясь не шуметь, он подошёл к дому, прижался к стене – теперь его точно не видно из окон. Рукоять пистолета стала мокрой от пота. Нервы.
Он начал красться по стене в сторону террасы, поглядывая то вперёд, то назад, то в сторону кустов – мало ли что.
Надо осмотреть по периметру весь дом, найти открытое окно или попытаться залезть через террасу.
– Стоять, – раздался сзади тихий голос.
Введенский резко обернулся, вскинул пистолет. Перед ним стояла тёмная фигура с длинным предметом в руке.
– Не двигайтесь. У меня винтовка, вы на прицеле, – снова услышал он.
Введенский замер на месте, не опуская пистолет и держа фигуру на мушке. Фигура осторожными шагами стала приближаться к нему.
Когда человек подошёл к освещённому окну, Введенский понял, что это Крамер – в синем шёлковом халате, босоногий, с винтовкой Мосина, направленной дулом прямо в лицо Введенскому.
– Стоять, – сказал Введенский. – У меня пистолет.
Крамер остановился, не опуская винтовку.
– Давайте не будем выяснять, кто из нас выстрелит первым, – сказал он. – Ничем хорошим это не кончится.
– Опустите винтовку, – ответил Введенский.
– И давайте не будем играть в мексиканскую дуэль. Опустим оружие на счёт три. Хорошо?
Введенский кивнул.
– Раз, два… три.
Введенский медленно и недоверчиво направил ствол к земле, наблюдая, как Крамер делает то же самое.
– Вот и хорошо, – сказал Крамер. – Разрядили обстановку. Хотите чаю?
– Чаю?
– А почему бы и нет? Я ждал менее приятных гостей. Рад, что ошибался.
Введенский увидел его лицо – уставшее, с мешками под красноватыми глазами, но с ровным римским носом и гордо поджатыми губами.
– И кого вы ждали?
– Думаю, вы догадываетесь. Вы зачем сюда пришли?
– Думаю, вы тоже догадываетесь.
– А вы не такой хам, как я думал, – хмыкнул Крамер. – Узнаю ленинградскую школу. Пойдёмте в дом.
Гостиная Крамера выглядела так, будто Октябрьская революция обошла это место стороной. Стены украшены туркестанскими коврами и гобеленами со сценами охоты, напротив входа стоял массивный книжный шкаф, а в центре – два плетёных кресла и круглый стол из красного дерева, на котором расставлен китайский чайный сервиз на две персоны. Будто он и в самом деле ждал кого-то на чай.
– У вас тут, э-э-э… богато, – заметил Введенский.
– А, это барахло? Ерунда. В Италии было лучше, – ответил Крамер, усаживаясь в кресло и укладывая винтовку на колени. – Садитесь, садитесь. Вам бы, конечно, постирать форму и принять ванну…
– Спасибо. Утром приму, – ответил Введенский, сделав вид, что не заметил шпильку в свой адрес. – У вас же гости, верно?
– Слава богу, никаких гостей, кроме вас. И фуражку снимите, – добавил Крамер.
Введенский послушно стянул с головы фуражку и уселся в кресло напротив Крамера, поглядывая то на него, то на заварочный чайник с красно-белой китайской росписью.
– Вы наливайте, не бойтесь, – сказал Крамер. – Я знаю, вы пришли сюда, потому что подумали, что ваш убийца – я. Конечно, я понимаю. Какой-то непонятный интеллигент с барскими замашками, с коллекцией черепов… Кстати, про коллекцию черепов – враньё. Вернее, не совсем правда. Она была у меня в Италии, я передал её в музей.
– Нет. У нас есть ваши отпечатки пальцев, и они не совпадают с отпечатками убийцы, – сказал Введенский. – Я подозреваю вас в том, что вы укрываете его.
– Вот как. – Крамер приподнял бровь. – А вы уже узнали, кто это?
– Вам знаком некий Черкесов?
Крамер усмехнулся уголком рта и присвистнул.
– Ого.
Он сунул руки в карманы халата и задумчиво хмыкнул.
– Узнали, значит. М-да… Вы хотели сказать, Шабаров? – продолжил он.
Введенский коротко кивнул.
– Знаком, знаком. Но мы знакомы не настолько тесно, как вы думаете. Скажем так, правду о его происхождении я знаю. Да, виделись. Да, знакомы. Да, знал и не донёс. Интересный человек. Жаль только, что ему приходится косить под дурачка.
– Под дурачка? Мы нашли у него в квартире ваши пластинки.
Крамер удивлённо поднял правую бровь.
– Вот как? Я не знаю, что думать… Он казался мне умным, спокойным и адекватным человеком. На людях он корчил из себя глупого малообразованного сторожа с причудами. А мы обсуждали Канта, Достоевского, разговаривали об истории…
