И лишь теперь, когда ушли все люди, причастные к преступлению, когда полковник вышел на заслуженную пенсию, он решил заговорить.
Побег в США — истинная цель Высоцкого летом 1980 года.
В первой части моей версии я предположил, что целью поездки во Францию был не только визит к Марине Влади во Францию, но и впоследствии побег Владимира Высоцкого в США, где он планировал создать нечто вроде театрального клуба, попытаться что-то сделать и как поэту, и как артисту. Остаться там на год. (В то время это могло означать — навсегда, если вспомнить о судьбе Аксенова, Ростроповича, Вишневской, Юрия Любимова. Уехали на время — и были лишены гражданства СССР. Все четверо.)
Мое предположение вызвало шквал негодования квасных патриотов России, а проще говоря — адептов Советского Союза и нехитрой мысли, что Высоцкий обожал СССР и был «своим советским парнем». Другими словами: «хомо советикус» сопротивлялись реальности, как всегда.
… Недавно я обнаружил подтверждение моей мысли в той самой книге Валерия Перевозчикова «Правда смертного часа».
В. Янклович: «У Володи было разрешение — один раз в год оформлять выезд за границу, а по этим документам он мог выезжать несколько раз в течение года. Но в это время в ОВИРе произошла смена начальства. Сняли и Фадеева, который очень помогал Володе. А новый человек на месте Фадеева говорит Володе:
— Владимир Семенович, 79-й год закончился, и вы должны все документы оформлять заново.
Володя возразил:
— Нет, я оформил разрешение на год в июле 79-го, а сейчас еще не кончился июль 80-го. Разрешение действительно до июля включительно. И в июле я еще могу выехать.
(У Высоцкого БЫЛА АМЕРИКАНСКАЯ ВИЗА С 5 АВГУСТА, ОН, ВОЗМОЖНО, СОБИРАЛСЯ ЛЕТЕТЬ ПРЯМО В НЬЮ-ЙОРК. Но действие разрешения заканчивалось 1-го августа, поэтому он решает лететь в Париж. — В.П.)
— Да, но вы знаете, у нас новый начальник, и он такие вещи не разрешает.
— Тогда дайте мне телефон вашего начальника.
— Нет, я не имею права давать телефон генерала…
— Ну тогда я узнаю по своим каналам.
Приезжает домой, я прихожу из театра. Володя рассказывает мне все это.
— Ты знаешь, у меня не хватит сил снова оформить все документы. Ну-ка, набери мне ОВИР.
Я набираю номер, Володя говорит:
— Я был у генерала, он сказал, чтобы вы к нему зашли…
Я удивился:
— Володя, но ты блефуешь?!
— Ничего, он тоже блефует.
И вот двадцать третьего или двадцать второго ему позвонили из ОВИРа:
— Владимир Семенович, зайдите за паспортом.
То есть он все рассчитал очень точно».
И долговечней царственное слово.
Именно 22 июля и был взят паспорт, куплены билеты. Все было готово к побегу. Оказалось, как писала Ахматова, «к смерти все готово». Но слово Высоцкого осталось. И оно, перефразируя Ахматову, долговечней всего произошедшего.
Подводя итоги, можно сделать вывод, что вышеизложенные факты расходятся с показаниями, подогнанными под общепринятую версию о естественной смерти Высоцкого
…Когда я связал их в одно, картина, которая нарисовалась в результате, не оставляла места для сомнений. Ком подкатил под горло. Мне стало остро жаль Владимира Высоцкого, не успевшего выбраться из кафкианского «Замка» под названием СССР. Из ловушки фактически. Хотя он очень этого хотел.
По отношению к поэту было совершено злодейство, похлеще шекспировских, похлеще яда в ухо королю — отцу Гамлета… Я вспомнил книгу Кафки «Процесс». Зарезанного в сарае господина К. Безнадежность положения убиваемой жертвы. Немоту и равнодушие исполнителей и свидетелей убийства.
И ком подкатил к горлу. За всех, уничтоженных безвинно на территории одной шестой. За всех, глаголивших правду — и уничтоженных только лишь за это.
За всех, кто противостоял в СССР злу — чекистам, сов. власти — и стал героем сюжета пророческого романа Кафки. Повторив судьбу господина К., зарезанного в сарае. Закончить мне бы хотелось стихотворением Владимира Высоцкого, точно осознававшего свою миссию и то, Кому именно он служит:
Я спокоен — Он все мне поведал.
Не таясь, поделюсь, расскажу —
Всех, кто гнал меня, бил или предал,
Покарает Тот, кому служу.
Не знаю как — ножом ли под ребро,
Или сгорит их дом и все добро,
Или сместят, сомнут, лишат свободы,
Когда — опять не знаю, — через годы
Или теперь, а может быть, — уже.
Судьбу не обойти на вираже,
И на кривой на вашей не объехать,
Напропалую тоже не протечь.
А я? Я — что! Спокоен я — по мне хоть
Побей вас камни, град или картечь.
От автора
Остро? Кто б сомневался… Зачем написано? Надо же как-то оправдывать смысл заголовка, в котором есть интригующий посыл — «Правда о смерти».
Правды на самом деле никакой нет. Есть выдумки-предположения автора. И все.
Судя по высказываниям Эпельзафта, на него, на его суждения о Высоцком, смерти поэта крепко повлияла пьеса Шекспира «Гамлет». Но если строить свои суждения на таком чувственно-впечатлительном уровне, до каких угодно фантазий можно договориться:
«… в жизни Высоцкого многое происходило ровно по пьесе Шекспира, которую поэт так глубоко и сообразно, соразмерно Шекспиру и Пастернаку играл. Пьеса материализовалась и в самом ходе жизни Высоцкого, и в его уходе».
«А главное — яд. Смерть от яда. Ровно это все и произошло с Высоцким».
Что тут скажешь? Яд, одним словом. Осталось только формулу его привести… На этом можно было бы поставить точку. Но…
Привязывая свои иллюзорные предположения к реальности, Эпельзафт открыто пишет:
«Ему помогли умереть. Убили. Яд. Ровно как в пьесе „Гамлет“».
Точку невозможно поставить и здесь. Потому что автор продолжает нагнетать страсти в категоричной форме:
«Высоцкого отравили в буквальном смысле. Люди, которыми он был окружен в последнее время. И которых ему, судя по всему, навязали. Проще говоря — приставили».
Что это, как не фантазии? «Навязали-приставили». В итоге — «отравили». Куда дальше?
Вот что делает с такими людьми телевидение:
«В своем прежнем исследовании, которые вы только что прочли, я предположил, что Высоцкий был убран комитетом государственной безопасности СССР.
В передаче же, транслировавшейся на государственном телеканале РТР, утверждалось, что Высоцкого убрали люди из его окружения. Сами по себе. Ради чего — неведомо. В передаче внятных объяснений не прозвучало».
Но, засомневавшись, Эпельзафт продолжает настаивать на своей версии. На чем же строятся его предположения?