Надо признать, что ходили разговоры, будто родители Высоцкого хотели поначалу похоронить сына на Новодевичьем кладбище. И что именно Кобзон отговорил их это сделать.
Похороны
В день похорон милиционеров понагнали, будто царя хоронят. Полное оцепление Ваганьковского. Да еще тыщу человек держали в резерве на случай беспорядков в Краснопресненском парке. Огромное количество людей в голубых рубашках — понятно кто. Никогда такого в своей жизни не видел.
Митрохин шагу мне не давал сделать. Ходил по пятам прямо. Не поверишь, в туалет у него отпрашивался. Но на какое-то время он меня из виду упустил. Как в детективе, я вылез через окно туалета и бросился к группе начальников, стоявших неподалеку от центрального входа. В голове одна мысль: что сказать, где же хоронить? Все решали считанные минуты. Гроб вот-вот должны были привезти на кладбище.
Стоят: бывший первый секретарь Краснопресненского райкома партии Игорь Борисович Бугаев, который в тот период уже работал в горкоме партии. Его-то и сделали ответственным за похороны Высоцкого от московских властей. Смотрю, у него руки трясутся. Во, думаю, довели человека. А сам все о своем: что же придумать-то? Дальше в свите — первый секретарь Краснопресненского райкома КПСС Федор Федорович Козырев-Даль, милицейский начальник полковник Оржеховский и т. д.
И тут мысль в голове, как током прошило. Подхожу к начальству и говорю: «Был звонок из секретариата Андропова. Хоронить на том месте, которое показали Кобзону». Тут подлетает Митрохин: «А кто звонил?» — «Мне не докладывали», — нашелся я. И неожиданно выручил полковник Оржеховский: «Правильно. И нам здесь легче порядок обеспечить».
И все. Митрохин, правда, ругался потом на меня со страшной силой. Но дело было сделано. Размышлял я так: пусть выгонят, но совесть моя будет чиста.
Привезли гроб. Беру пятерых могильщиков. Идем к могиле.
Очень много народу фотографировало. Милиционеры какие-то запуганные стояли. Будто не понимали, что им делать-то. А народ прет со всех сторон. Пришлось даже покомандовать.
Закопали Володю. И народа повалило еще больше. Люди шли всю ночь. Цветов набросали!!! Могилы видно уже не было. Несколькими самосвалами потом увозили.
«Цветы от Вознесенского»
С Ниной Максимовной мы тогда еще знакомы не были. Позже подружились. Дома у нее бывал несколько раз. Однажды она приехала на кладбище в день какого-то юбилея Высоцкого и позвала меня к могиле сына. «Смотрите, Олег Моисеевич». Я обалдел: в большом ведре с цветами листок с крупными буквами: «Цветы от Вознесенского». Меня тогда это поразило до глубины души. Вообще с мамой Высоцкого мы находили общий язык. А вот с отцом… Ну, тупой… Дуб дубом был, тупой, как пень. О чем с ним можно было вообще говорить? «Олег, — обращается однажды ко мне, — а что, Володька-то действительно умный? Вот Кобзон говорит, что вроде он значительный человек. Неужели правда?» Или подводит ко мне свою жену Лихалатову: «Вот, познакомься, вторая мать Володьки моего». Ну, не бред ли?
Очень часто на Ваганьково приходил Кобзон. Раздавал фотографии Высоцкого с его автографом всем, кто этого желал. Кобзон действительно предлагал деньги за место под могилу Высоцкого Юрке Боярову. Но у нас был уговор — деньги ни от кого не брать. И это мои слова: Высоцкий дороже нам любых денег. И мы похороним его как надо.
С местами на московских кладбищах всегда было очень сложно. Сложнее всего похоронить на видном месте. На Ваганьковском — особенно. Места-то мало, кладбище почти в центре города, и попасть туда многим сильно хотелось.
Могила «майора Петрова»
Вот теперь слушай предысторию. После встречи с Высоцким и Влади я рассказал Юре Боярову, как Володя смотрел на предполагаемое место захоронения своего друга. Мы пошли туда, внимательно все посмотрели. И решили сделать выгородку из старых кладбищенских оград, чтобы закрыть проход в возможное место нового захоронения. Пусть со стороны кажется, что хоронить там нет никакой возможности. Мы как бы интуитивно приберегали это место для какого-то экстренного случая.
Не скрою, могила «майора Петрова» тоже наше с Юрой Бояровым изобретение. Вокруг нее шума потом было много. Но уже после Володиной смерти. Ходили слухи, будто кто-то специально могильный холмик насыпал за одну ночь, чтобы фанатам Высоцкого досадить. Глупость, конечно.
Ложную могилку мы соорудили задолго до смерти Высоцкого. От фонаря, как говорится: сами холмик насыпали, поставили табличку «Кинорежиссер Петров А. С.», чтобы никто в эту свободную зону не забирался. Меня потом Нина Максимовна даже спрашивала, что, мол, это за могилка такая неухоженная?
Через некоторое время после похорон Высоцкого приходит из Управления «телега», мол, что у вас там за бардак, могила знаменитого кинорежиссера в непотребном виде. Мол, в прессе шумиха какая-то поднялась.
Мы опешили. Наворочали дел, как говорится, на свою голову. Потом стали ходить разговоры, будто Высоцкого захоронили в чужую могилу. Может, потому, что «могила» «майора Петрова» рядом находилась? И ее небольшой холмик стал регулярно исчезать с лица земли. Его просто затаптывали. А мы восстанавливали. Позже, поняв, что с народом бороться бесполезно, я приказал «могилку» эту снести окончательно. Удивительно, но она стала возрождаться — появлялась вновь и вновь. Видимо, это делали какие-то сердобольные люди.
Увольнение за ослушание
После похорон Высоцкого я еще проработал на кладбище какое-то время. Признаюсь, из-за его могилы не раз приходилось выслушивать вольные, даже оскорбительные наезды со стороны высоких партийных чинуш. Мол, какого-то хрипатого вон как похоронил, а наших не хочешь!
И кто-то на меня все же гэбешникам «капнул». Может, Митрохин? Видно, разузнали они, что никакого звонка по поводу захоронения Высоцкого из секретариата Андропова не было.
Заходит как-то в кабинет расстроенный управляющий нашего треста Михаил Владимирович Попков: «Тебя срочно увольняют. Из Моссовета звонили. Намекают: якобы через Селезнева — начальника Управления коммунального хозяйства Моссовета — тебе была дана команда хоронить Высоцкого на 60-м участке. А ты ослушался. Похоже, кому-то в верхах не нравится, что Высоцкий лежит у нас на видном месте. А может, шум поднялся из-за Любимова».
Но мне уже нечего было терять, главную свою задачу по жизни я выполнил сполна — мы похоронили Володю туда, где он сам хотел лежать…
— Олег Моисеевич, вопрос не по теме. Вы случайно не еврей? Отчество у вас уж больно своеобычное.
— Мой отец Моисей Иванович был типичным русским мужиком. Имя ему дали по святкам. И что теперь? Жидов, извините, если кому не понравится оборот речи, он люто ненавидел. А ко мне они всегда почему-то клеились. Чем-то я им нравился. Может, отчеством? А вот тот же Оржеховский как-то выдал сакраментальную фразу: «Ну, господи, почему, как только жид, так сразу негодяй из негодяев! Наглый народец. И откуда в них столько говна?». И смотрит так хитро на меня: «К тебе это не относится. Жди, сегодня наглый народец должен приехать». И я уже понимал — какие-то жиды припрутся. Значит, придут что-то просить «скользкие» люди, которые сразу начнут хамить, брать тебя в оборот, преследуя какие-то свои корыстные цели.
