«Не сбылось увидеть Высоцкого в комической роли. Личность поэта оказалась сильнее его актерской природы, — вспоминает Вениамин Смехов. — А близким издавна была драгоценна в Володе комическая жилка. Не только сам свое рассказывал, но пересказывал с чужих уст, на ходу довыдумывая, перекраивая, обновляя — так, чтобы слушатели животики надрывали. Рассказчиком он был мастерским».
Вспоминает мама Высоцкого
Забавно, что к эстраде, в частности к КВН, Владимир Высоцкий имел далеко не поверхностное отношение. Вот что вспоминает его мама Нина Максимовна Высоцкая: «Весной 1955 года Володя с Большого Каретного снова переехал ко мне на Мещанскую (которая с 1957 была переименована в проспект Мира).
Нашими соседями по-прежнему остались Гися Моисеевна и Миша. Миша Яковлев, инженер Московского электролампового завода, был старше Володи на двенадцать лет, но это не мешало им поддерживать товарищеские отношения, да и Мишины знакомые охотно с Володей общались. Среди них были первые авторы телевизионной программы КВН — А. Аксельрод, С. Муратов, сценарист А. Донатов. Многие программы того далекого КВН рождались в нашей квартире, и Володя был свидетелем и отчасти участником их, подбрасывая свои остроты».
Хазановские страдания
… Но особенно почему-то обижается Геннадий Хазанов. Свое отношение к Высоцкому он не скрывает: «Отдавая дань его дарованию, могу сказать, что я не из числа фанатов Владимира Семеновича Высоцкого. С моей точки зрения, он одним из первых начал закапывать в землю социальную значимость того, чем занимался Райкин. Когда появился Высоцкий со своим звуком истерзанным, Райкин стал благообразным, разрешенным властями, набриолиненным красавцем. Распространение магнитофонных записей Высоцкого никогда властями не приветствовалось, предшествовало самиздатской деятельности… Но далеко не все, что делал Высоцкий, что называется, „ведет к Храму“. Это мое, очень субъективное, мнение».
Так думает Хазанов… На самом деле народ ведь слушал песни Высоцкого в большинстве своем как раз из-за их шутейно-социальной направленности. Только вот едкого прямолинейного смеха в них не было. Ведь сатирик не может не быть не злым. Умные люди утверждают, что в основе смеха, юмора, как ни странно, лежит… грусть. Похоже, что именно грусть рождает юмор… Тот же Лион Измайлов когда-то сказал: «Юмор — это когда страшно хочется смеяться. А сатира — это когда хочется смеяться, но страшно». Слушая многие юморные песни Высоцкого, люди смеялись. Но страшно им почему-то было.
После нескольких моих попыток выйти на разговор с Хазановым человек из его близкого окружения заявил, что разговаривать о Высоцком тот не желает. На мой наивный вопрос — почему, ответ был примерно таким: «Геннадий Викторович не хочет ворошить прошлое. На эту тему он уже высказывался не раз. Пусть все останется, как есть. Вот то, как об их отношениях написано в Интернете, и можно считать его ответом».
О книгах про ВВ
Парадокс почти кликушеский: многие, читающие книги о Высоцком, особенно те, в которых есть воспоминания его друзей-товарищей, как правило, дико плюются (извиняюсь за сленг), выражая так свое негодование: мол, «моральные уроды» не могут, не имеют никакого права называться друзьями такого человека. Но удивительно не это. А то, что все же читают!
В каких интервью Высоцкий настоящий, в каких не очень — рассуждения на уровне примитивного «высоцковедческого» словоблудия. С одной стороны, если б не эти «друзья», мы никогда бы не узнали о Высоцком всей правды. Как бы горька она ни была. С другой — вот такими людьми окружал себя сам Владимир Семенович.
И недовольных критиканов понять можно. Как правило, воспоминаниями делятся люди, жившие рядом с Высоцким. То есть те, кто и по возрасту, по уровню развития и просто по сходствам душ подходили к нему очень близко. Для многих из них Высоцкий был просто Вовкой или Володей. А для тех, кто все это читает, Высоцкий — кумир, возведенный ими чуть ни в ранг божества. Возможно, отсюда и искреннее недоумение-недовольство многим из сказанного-написанного о нем.
Лично для меня книги Марины Влади, Павла Леонидова, Давида Карапетяна, Валерия Золотухина и других настоящих друзей и близких Высоцкому людей гораздо ценнее оголтелых компиляций доморощенных «высоцковедов». Что может быть дороже живых слов о близком, любимом человеке: «Мне кажется, что он всегда точно знал, чего он хочет, и очень целеустремленно к этому шел. Теперь это в громадном дефиците. И надежность! Были, конечно, и человеческие слабости, но тем не менее — надежность. И нежность… нежность. Со всей своей дерзостью он был очень нежным всегда». Это признание первой жены Высоцкого Изольды Константиновны Высоцкой (В девичестве — Мешковой. По первому браку — Жуковой. — Б.К.).
Кстати, воспоминания двоюродного дяди ВВ Павла Леонидова «веды» чуть ли ни с землей сравнивают. За что, спрашивается? За «географическо-биографические» неточности? Скорее за подлинную правду, до которой им самим никогда не дорасти.
О прекрасной книге Леонидова «Владимир Высоцкий и другие. Средство от себя», впервые изданной в Нью-Йорке в 1983 году и переизданной в Красноярске в 1992 году, можно и нужно говорить отдельно. Мысли и чувства в ней выражены очень откровенно. Ярко и точно. И написано с большой любовью к ВВ.
Только вчитайтесь:
«…Володя, певший на всенародном языке всенародную беду».
* * *
«Он — Россия, которой то жаль распятого Христа, то не жаль».
* * *
«Был он человек — весь внутри, весь — без остатка внутри, а в песнях и в театре выплескивал пену».
* * *
«…И началась Володина запретная-презапретная биография. Он и до смерти своей не имел ни одного концерта для публики, разрешенного ЦК КПСС».
* * *
«Россия не могла, похоронив Сталина, не родить Высоцкого».
* * *
«Фашист Евгений Долматовский, кто одним из первых начал визжать и лаять против Солженицына, сказал: „Любовь к Высоцкому — неприятие советской власти. Нельзя заблуждаться: в его руках не гитара, а нечто страшное. И его мини-пластинка — бомба, подложенная под нас с вами. И если мы не станем минерами, через двадцать лет наши песни окажутся на помойке. И не только песни“. Это из речи на художественном совете фирмы „Мелодия“ в 1968 или 1969 году».
* * *
«Тут я должен заметить: не пей Володя, умер бы он раньше — в двадцать семь или в тридцать семь, не знаю, но знаю, что раньше…»
* * *
«…Смерть Володи только начнет раскручивать его жизнь».
* * *
«…А ненавидел он не выстрелы в упор, а пропасть собственной слабости».
* * *
«Мог бы он стать Высоцким, если б не пил? Да! Мог бы он быть Высоцким до самого конца, если б дожил? Нет! Он умер вовремя. И нельзя скорбеть, что он умер, а надо думать: Бог не спит над Россией, если прогремел Высоцким».
