В перерывах между периодами седаций Федотов давал Высоцкому некие активирующие препараты. Какие — неизвестно.
Да, многие упрекали Федотова в том, что он снабжал Высоцкого наркотиками. Но, к сожалению, были такие ситуации, когда без этого нельзя было обойтись, когда наркотик является единственным препаратом, который может спасти абстинента.
Последние месяцы жизни Высоцкий мог играть на сцене, давать концерты только на фоне постоянного употребления морфинов.
Болезнь «наркомания» не делается легче от того, что она приобретена добровольно.
Мне вообще непонятно брезгливое отношение к наркоманам и алкоголикам нашего «правильного» народа.
И особенно неприятно агрессивное отношение к этим людям коллег-врачей. «Что их лечить?!», «Сами этого хотели, так — получайте!» и т. д. — обычные доводы врачей-чистоплюев.
Кстати, не хотят они лечить еще и бомжей, бичей, старух и стариков, детей, неудачливых самоубийц, вздорных жалобщиков, коллег, запущенных больных, больных, обращающихся со всякой «ерундой», «чересчур умных» больных и больных глупых…. Казалась бы, таким врачам — прямая дорога в патологоанатомы. Но трупами они брезгуют не меньше, чем живыми больными.
23 июля 1980 года, менее чем за два дня до его смерти, Высоцкого осмотрели реаниматологи из «СКЛИФа» Л. Сульповар и С. Щербаков.
Они увидели, что Высоцкий, находящийся в глубоком медикаментозном сне, — плохо дышит: язык «запал», храп, лицо и губы — цианотичные.
Сульповар в интервью говорил, что им сразу стало понятно, что больного надо переводить на искусственную вентиляцию легких. Но, мол, родственники и друзья не дали увезти Высоцкого в больницу. Дескать, они испугались, что при интубации могут быть повреждены голосовые связки артиста.
Читая и слушая воспоминания об этом дне Л. Сульповара и С. Щербакова, создается впечатление, что доктора искали причины, по которым Высоцкого нельзя везти в больницу.
И начальство будет против, и, мол, те же наркотики надо будет применять при переводе Высоцкого на ИВЛ (хотя это — совершенно не обязательно!), и наркомания Высоцкого станет явной, и… масса других отговорок.
Когда хотят что-то сделать — ищут возможности, когда не хотят — ищут причины.
Причин не везти Высоцкого в больницу у Сульповара и Щербакова оказалось достаточно.
А чего, казалось бы, проще: есть умирающий больной и есть безусловные показания к его лечению в условиях реанимации.
Есть реаниматологи. Транспорт — не проблема.
Больной — без сознания и его согласия на госпитализацию не требуются.
Да похер все эти нетрезвые друзья и отсутствующие родственники!
Морду — лопатой, прикрикнуть, мобилизовать окружающих на переноску больного, больного — на носилки, в машину и — вперед, в Склифосовского!
Но у присутствующих при этом эпизоде (В. Янклович, Оксана Афанасьева) сложилось твердое убеждение, что врачи просто испугались и отложили решение вопроса о лечении Высоцкого на 25 июля 1980 года, т. е., как мы теперь знаем, на день его смерти.
Два реаниматолога ограничились тем, что уложить Высоцкого на бок, чтобы язык не западал! То есть выполнили работу квалифицированной медсестры.
А потом предались любимому занятию медиков — покатили бочку на коллегу, который в самом деле помогал Высоцкому: стали обвинять доктора Федотова в том, что он «ухайдокал мужика».
Забегая вперед: когда Высоцкий умер, доктор Щербаков стал требовать от патологоанатомов, которые, предположительно, должны были вскрывать умершего, взять образцы тканей для химического исследования на «все яды».
Уж очень ему хотелось повесить все на Федотова.
Что произошло в ночь с 24 на 25 июля?
В квартире в это время были только Оксана Афанасьева и доктор Анатолий Федотов.
Оксана — спала.
Федотов — после ночного дежурства в больнице, находился у постели Высоцкого.
Со слов Федотова, он ввел Высоцкому снотворные и Владимир Семенович уснул.
Сам Федотов выпил водки и задремал. Минут через сорок — час, как он утверждает, Федотов проснулся и увидел, что Высоцкий — мертв.
Никаких реанимационных мероприятий он не проводил (с его слов). Считал, что это уже бесполезно.
Странное поведение!
Не один десяток лет мне приходится дежурить в больнице по ночам.
Столько же лет слушаю отчеты коллег о таких дежурствах.
НО не могу я представить случая, при котором дежурный врач открыто, на всю больницу признавался бы, что «проспал» больного!
А Федотов не коллегам признался, что Высоцкий умер во время его пьяного сна, а признался в этом всей стране.
И о чьей смерти? Не слесаря Васи и не пенсионерки Клавы, а смерти кумира всего советского народа!
Значит, было что-то, что надо было скрыть таким признанием.
Но что?
У меня сложилась твердая убежденность в том, что Федотов просто ввел Высоцкому «золотую дозу» морфинов.
И вероятнее всего, по желанию и просьбе самого Высоцкого.
И доктор и его больной лучше других понимали, что хороших перспектив для Высоцкого в сложившейся ситуации — нет.
Это во многом объясняет поведение Федотова после смерти Высоцкого.
Федотов помчался в поликлинику и добился того, чтобы справку о смерти Высоцкого выдали без вскрытия.
О том, чтобы вскрытия не производили, Федотов особо хлопотал и нашел в этом себе союзников — мать и отца Высоцкого.
По его же собственным воспоминаниям, Федотов тщательно очистил квартиру Высоцкого от пустых ампул.
Чего он боялся?
При вскрытии патологоанатому в голову не пришло бы определять наличие и количество хлоралгидрата и седуксена в крови, в передозировке которых некоторые обвиняли Федотова.
Не входят эти исследования в стандарт!
А вот количественный и качественный анализ на содержание морфинов в крови умершего — точно бы сделали.
Думаю, что именно этого и боялся Федотов.
Еще одно.
За два дня до смерти у Высоцкого на руках была внушительная сумма денег.
После его смерти деньги эти найти не смогли.
По мнению В. Янкловича, который почти постоянно был рядом с Высоцким и Федотовым, последний купил на эти деньги большое количество наркотиков.
Они-то и были, по всей видимости, введены Высоцкому в качестве «золотого укола».
После смерти Высоцкого Федотов страшно пил.
Со слов многих, знавших его, Федотов сам стал употреблять наркотики, якобы для того, чтобы потом на себе испытать собственный метод лечения наркомании.
