Странно, подумалось мне. Откуда же тогда материал появился-взялся в «Сов. секретно», а позже в книге? Николаев заметил, что интервью в своей жизни он никогда никому не давал. Правда, вспомнил, что давным-давно, еще в 80-годы, к нему на встречу напросился какой-то военный в звании майора. Представился человеком, якобы стоящим у истоков создания музея Высоцкого. И они разговаривали о Высоцком. Без записи. Туманная, в общем, история…
Хотя предположить-догадаться о том, кто мог быть «наводчиком» на Николаева, можно. И о цели визита «майора» — тоже. Скорее всего, это понимал тогда и сам Пал Палыч.
По всему получается, что единственным «документом» на сегодняшний день, рассказывающим о смерти Высоцкого, является это самое «интервью», опубликованное под фамилией Валерия Перевозчикова.
Хотя, в самом деле, встречался — не встречался — какая теперь разница?
Разве это так уж интересует читателя?
Вот наша многочасовая беседа с Павлом Павловичем Николаевым. Без купюр.
Павел Николаев: «Высоцкого убили. По неосторожности»
— Ну что, с чего начнем, Боря? — спросил полковник хрипловатым голосом и посмотрел на меня убийственно-пристальным взглядом.
— С самого-самого начала.
— Ну, тогда слушай.
Да, в свое время я работал старшим участковым на опорном пункте, располагавшемся на Малой Грузинской. В моем обслуживании был и дом номер 28, где в 30-й квартире на восьмом этаже проживал Владимир Высоцкий. Следует сказать, что дом этот находился на особом счету. Там жили представители творческой интеллигенции — писатели, художники, врачи. Отработал на этом участке с 1976-го по 1980-й год.
Не мое дело давать оценку жизни и творчеству Высоцкого, но о популярности и значимости его в обществе, естественно, знал уже тогда. Пиит, бард, любимый народом. Но мне также было известно, что у него есть определенные сложности — на учете в нашей системе он состоял. Так как был склонен к злоупотреблению спиртными напитками.
Познакомились мы с Высоцким чисто по служебным делам. В связи с тем, что Марина Влади, часто приезжавшая к нему из Франции, числилась как иностранка, в мои обязанности входило при въезде и выезде гражданина фиксировать его присутствие по месту пребывания. Для этого приходили специальные документы, в которых отмечались время прибытия и убытия. А мы проводили беседы на тему, как должен вести себя человек в нашей стране.
Так вот, однажды поступила бумага, что из Франции должна приехать Марина Влади. И я пошел к Высоцкому: знакомиться и предупредить о процедуре регистрации. Какой это был год? Сложно сказать. Скорее всего, 1976-й.
Подхожу к двери квартиры Высоцкого. Звоню. Замечаю: через глазок с той стороны меня рассматривают. Предлагаю открыть дверь. Тишина. Меня не пускают. Тогда громко сказал, обращаясь к Высоцкому, что тот сам должен прийти ко мне в отделение милиции. Стал писать записку на подоконнике. Хотел оставить ее в дверной ручке. Но тут дверь открылась. На пороге стоял Владимир Высоцкий. Мое отношение к нему тогда было вполне нейтральным. А вот его ко мне?..
Сказал о цели своего визита. И встреча наша неожиданно повернула не в лучшую, как говорится, плоскость. Высоцкий направился к телефону, предупредив меня, что будет звонить министру внутренних дел. Прозвучала фамилия Щелокова. Меня, естественно, это сильно озадачило. Чувствовалось, человек ведет себя слишком высокомерно. Говорю: «Гражданин Высоцкий, по нашей Конституции все люди перед законом равны. Если не хотите разговаривать со мной, давайте напишу, что у нас состоялся такой не очень хороший диалог. Не надо так со мной! Не пристало вам, Владимир Семенович, относиться к капитану милиции, как к человеку ниже себя рангом. Вы же позиционируете себя человеком из мира культуры. Так что, будем разговаривать или нет?»
— Так прямо и сказали?!
— Да. Культурно, вежливо, но с напором так ему и ответил. И был уже готов уйти. Писать рапорт по существу… Злость меня, конечно, взяла. Посудите сами, к кому в то время приезжали гости из-за границы? Как правило, это высокопоставленные люди с уровнем жизни выше среднего. Высокомерных, пренебрежительных разговоров со стороны таких персон приходилось слышать не раз. Некоторые пытались специально принизить роль органов. А я ведь живой их представитель! Поэтому отпор, определенные приемы на агрессивное поведение подобного рода у меня были в запасе. Надо же как-то адекватно реагировать!
Смотрю, Высоцкий прямо оторопел, отступил, пригласил войти в квартиру, начал читать документ. Заверил меня, что все будет нормально.
— А что было написано в документе?
— Сообщение о въезде гражданки Франции в Москву и ее нахождении в стране по конкретному адресу и в определенные сроки. По закону об иностранцах в течение трех дней она должна зарегистрироваться. Пожелал Высоцкому удачи. Так закончилась наша первая встреча.
Позже мы встречались несколько раз на улице, чаще всего у подъезда. Всегда здоровались. С ним обязательно кто-то рядом находился. Несколько раз Высоцкий предлагал мне проехать на своем мерседесе, довезти, если нужно куда-то. Он же понимал, что я на работе.
— Участкового ноги кормят, — в свою очередь отшучивался я. — Нам ездить не пристало.
— Какое впечатление осталось от встречи?
— Эмоций особых я не испытывал. Впрочем, как и от его творчества. Да, знал песни. Да, многое нравилось. Но не так, чтоб слушать их взахлеб и трепетать. К фанатам Высоцкого себя не относил. А потом, профессия все ж обязывала быть сконцентрированным на объекте внимания.
На каждого человека, с кем имел дело, была карточка сопровождения. Специальный такой служебный документ для внутреннего пользования. В нем фиксировалась разного рода информация, какие-то особенности человека. Казалось бы, все просто — фамилия, имя, отчество, образовательный ценз, имеются ли собака, кошка, транспортное средство и т. д. Для чего была нужна такая карточка? А чтоб нормально с человеком общаться. Чтоб он понимал: как советского гражданина его знают, уважают. Да, о злоупотреблении им алкоголем там было указано. Про наркотики — ничего. О них стало известно позже.
Следующая наша встреча состоялась примерно через год. И снова крайне неприятная. Тогда в разговоре фамилия Щелокова снова всплывала. И ответы со стороны Высоцкого, в общем-то, были на повышенных тонах. Дело вот в чем: в одном подъезде с Высоцким жили музыканты из квартета «Аккорд». Фамилии, естественно, уже не вспомнить. В один из дней они приехали с гастролей, стали выгружать аппаратуру у подъезда. И, к несчастью, пропали две колонки. Было написано заявление о краже. Стали выяснять, кто в это время мог проходить мимо. Всплыла фамилия Высоцкого. Свидетель? Свидетель. Значит, я должен его опросить.
Звоню в дверь квартиры.
— О, мой участковый пришел! — воскликнул Высоцкий. Потом при встречах он стал называть меня именно так. Когда услышал, что хочу его опросить по делу о краже и взять письменное объяснение, Владимир устроил небольшую сцену и стал отказываться. Мол, никаким свидетелем быть не хочет. И все это с надрывом и раздражением. Объясняю — как гражданин Советского Союза, в соответствии с законом, он обязан дать показания. Что мне отвечать начальству? Что Владимир Высоцкий только в кино изображает классных мужиков? А в жизни другой человек? Так, что ли? Стал проводить с ним воспитательную работу. А что? В советское время участковый именно такой работой и должен заниматься. Мне нужна была от Высоцкого только информация. В конце концов он дал объяснение — не видел ничего! Что и требовалось доказать.
