– Больная из четырнадцатой палаты умерла! – крикнула ночная медсестра, выбежав в коридор.
«Как умерла?! – едва не вскрикнула Люси. Она как раз спустилась на лестничную площадку второго этажа, это была ее палата. Там, потушив свет, чтобы не видно было, кто на кровати, вместо Люси прилегла санитарка. – Как умерла?!»
В фойе при виде медработницы с каталкой оживился регистратор, строго окликнув ее:
– Вы куда?.. Отвезите больного назад. Выходить из отделения запрещено!..
Люси попыталась сделать вид, будто не поняла, что обращаются к ней. И продолжала двигаться к выходу. Регистратор встал из-за стола, но в это время… входные двери распахнулись настежь, а двое медиков, придерживая створки, стали активно жестикулировать и покрикивать, чтобы никто не мешал в проходе. Следом за этим в окружении нескольких врачей и медсестер двое санитаров внесли носилки, где, укрытая простыней по грудь, лежала Лили. На лице у нее была кислородная маска, и женщина-санитар в руках несла штатив с капельницей. Перетянув на себя все внимание, «процессия» оттерла Люси с каталкой к стене.
– Она жива? Спросил регистратор одну из медсестер.
– Состояние несовместимое с жизнью. Она – не жилец.
Это было последнее, что услышала Люси, которая, словно мышка, проскользнула с Казанфаром в дверной проем и выкатилась в госпитальный двор.
– Мисс Люси, что за вид? Вы устроились работать санитаркой в госпиталь?
Люси подняла глаза, перед ней стоял худой с усиками полицейский офицер.
– Помогите, – сама не понимая зачем, прошептала ему Люси и осеклась.
– Конечно, пройдемте со мной, – внимательно посмотрел на нее офицер. – Здесь, за деревьями, стоит моя машина.
«Что я такое творю, – приуныла Люси, – чем мне может помочь полицейский? Опять посадить в камеру? Надо бежать! Надо бежать!»
– Вот еще что, не делайте глупостей, – словно услышав ее мысли, предостерег полицейский и, направляясь к легковушке, на ходу добавил: – Сами вы отсюда не выберетесь. А я вас вывезу в город. Успокойтесь.
– Казанфар, милый, прости, я, кажется, сотворила несусветную глупость, – почти плачущим шепотом произнесла Люси. – Я убью его, если он захочет арестовать нас!
– Люси.
Девушка вздрогнула. Это был голос Казанфара.
– Милый!
– Скорее в машину, потом договорите! – Это уже произнес полицейский с явными нотками нетерпения. – Нам нельзя здесь задерживаться. Садитесь назад первой, я помогу Казанфару.
Практически окончательно проснувшийся Казанфар посмотрел на молодого мужчину в полицейской форме и, протискиваясь в машину, не удержался:
– Коля?
– В машину, – захлопнул за ним дверь офицер. – Что за словоохотливость такая? В пути поговорим.
– Милый! – донеслось из салона.
– Люси! – Казанфар не совсем еще понял, что происходит, но ему понравилась эта ситуация.
Дав немного прийти в себя парочке на заднем сиденье, старший лейтенант госбезопасности Николай Попов, которого ребята из «Легкой кавалерии» называли по-простому – Коля, благополучно вырулив с территории госпиталя, направил свой «ЗИС» в советское полпредство. «Как же я его не узнала? – удивлялась девушка, еще не вполне отойдя от стресса. – Надо же, как форма с погонами меняет человека».
Глядя в зеркало заднего вида на растерянные лица Люси и Казанфара, Коля решил немного «сбавить градус» и внести ясность в происходящее:
– Есть такой полицейский – старшина Бейбутов. Жора его хорошо знает. Кстати, он скоро получит лейтенанта согласно занимаемой должности, растет человек. Так вот, – Коля улыбнулся, вспомнив историю, как Бейбутов пытался завербовать Жору, чтобы сделать из него своего осведомителя, в итоге же сам стал агентом советской разведки, завербованным Вартаняном. – Так вот, с некоторого времени у нас с Бейбутовым наладилось сотрудничество по определенным вопросам. Он дал информацию о вашем задержании. Было принято решение не допустить повторной отправки вас в тюремную камеру. Ну а дальше вы все и без меня знаете.
Уже в полпредстве Иван Иванович, который встретился с парой, сказал, что дело Казанфара уже закрыто и его изымет из архива наш агент. А вот с Люси все обстоит посложнее. Ей придется месяца на три уехать из Ирана, пока дело ее также закроют и отправят в архив.
– Вы можете уехать в Союз.
– Я бы хотела в Югославию.
– К родителям? Ну вот, думал оставить приятное напоследок, да что с вами поделаешь, расскажу – мы нашли ваших родителей. Они сейчас находятся в кратковременном отпуске в Москве. Так что готовьтесь к встрече.
– О, благодарю! Знаете, я еще хотела бы вас попросить об одном важном деле. В госпитале погибла молодая женщина-санитарка. Даже не успела узнать ее имени. Она мне очень помогла. Можно сказать, спасла жизнь. Целились в меня, а убили ее. У нее осталась осиротевшей маленькая трехлетняя дочурка, зовут Сати. Не знаю, где она сейчас и под чьим присмотром. Прошу, помогите найти ее. Не хочу, чтобы ребенка отдали в приют. Я твердо решила удочерить девочку.
Агаянц задумался. И тут заговорил Казанфар:
– Ни тебе, ни мне, Люси, иранские власти ребенка не отдадут. Но удочерить ее могут… мои родители. Они достаточно состоятельные, и их социальное положение соответствует требованиям законодательства, чтобы сделать это.
– А захотят?
– Ну-у… смотря как им это преподнести, – серьезно произнес Казанфар.
– Ты же единственный ребенок в семье? – улыбнулась Люси. – Хочешь сестренку?
– Хочу дочурку. Когда мы с тобой поженимся, удочерим Сати.
Если б этот разговор состоялся не в полпредстве, в присутствии Агаянца, Люси бросилась бы на шею Казанфару со словами: «Как я люблю тебя, милый, ты даже не представляешь себе!»
– Что ж, так тому и быть. Найти девочку мы поможем. Ну а дальше уже дело за вами. – Иван Иванович тряхнул головой от такого поворота событий и тоже улыбнулся.
– Разрешите? – все это время молчавший Коля Попов подошел к Агаянцу.
– Валяй!
– Ребята, заходите! – С этими словами Коля открыл боковую дверь, и комната в момент наполнилась веселым ребячьим гвалтом, как бывало всегда, когда по хорошему поводу собиралась вместе «Легкая кавалерия».
– Приятно видеть вас в сборе, – радуясь со всеми, произнес Иван Иванович: – а сейчас прошу на свежий воздух. По аллее направо, в парковой беседке, накрыт стол с угощениями. Пойдемте посидим, пообщаемся.
– Делу – время, потехе – час, – пошутил по пути начитанный Шекспир. – Пословица 1656 года, означает: всему свое время – поработал, отдохни.
– Вот это эрудиция, я понимаю, – рассмеялся Агаянц и добавил: – А если серьезно, то впереди нас ждет большая работа. Без преувеличений говорю. Готовьтесь к этому, ребята.
