Полтора года назад Жору свел с Иваном Ивановичем сотрудник советского полпредства в Тегеране, разбитной парень Коля по фамилии Попов, лейтенант госбезопасности. Кареглазый брюнет с тонкими усиками, на вид ненамного старше Жоры, Коля держал связь с нелегальными агентами. Одним из них был отец Жоры – известный коммерсант, владелец кондитерской фабрики – Андрей Васильевич Вартанян. Человеком он был уважаемым, со связями и при деньгах. Кроме легальной коммерческой деятельности занимался прикрытием прибывших в Иран разведчиков, приобретением надежных документов, ну и, конечно, вербовками.
В 1930 году житель Ростова-на-Дону и директор маслобойного завода в станице Степной Андрей Васильевич по заданию советской внешней разведки вместе с семьей выехал на постоянное место жительства в Тебриз. Жоре тогда исполнилось шесть лет. В кармане у Андрея Васильевича был иранский паспорт. В Тебризе у Вартаняна периодически возникали сложности с полицией, которая подозревала его в связях с советской разведкой, но доказать ничего не могла. Все изменилось к лучшему с переездом семьи в Тегеран. Здесь Андрей Васильевич довольно быстро достиг коммерческих высот, что стало надежной «крышей» для разведчика-нелегала. Жора, будучи любознательным от природы ребенком, рано начал проявлять интерес к делам отца, выполняя различные его поручения. Когда мальчику исполнилось десять лет, он понял, чем занимается отец. Частенько Жоре приходилось передавать какие-то вещи, обмениваться информацией с парнем по имени Коля, который приезжал на встречу за рулем большого черного легкового автомобиля. Ребята прониклись друг к другу уважением и симпатией, и оба, казалось, воспринимали опасную работу как игру. Когда Жоре исполнилось 16 лет, Коля познакомил его с Агаянцем. Встреча произошла в советском полпредстве. Туда Жора прибыл незаметно, укрывшись покрывалом на заднем сиденье Колиного легковика. Того требовал закон конспирации.
– Мы с твоим отцом знакомы еще по Советскому Союзу, – приветливо, как к давнему другу, обратился к Жоре Иван Иванович. – Рад нашей встрече.
– И я рад, – ответил Жора, не понимая, что перед ним – легендарный разведчик, глава советской резидентуры в Тегеране Агаянц. Разговор получился теплым, доверительным.
– Теперь тебя будут звать Амир, – сказал в конце беседы Иван Иванович. – Это твой оперативный псевдоним, кодовое имя. Подбери среди друзей пять-шесть надежных ребят. Есть такие?
– Найдутся, конечно.
Агаянц встал из-за стола, подошел к Жоре, который сидел напротив, спросил:
– Знаешь, сколько в Иране находится немцев?
Жора пожал плечами:
– Очень много…
– Около двадцати тысяч. Половина из них осели в Тегеране. Конечно, не все они нацисты…
– Понял. Нам предстоит разобраться – кто есть кто. Будем выявлять нацистов?
Агаянц посмотрел на Колю, все это время молча стоящего у окна, перевел взгляд на Жору и мягко улыбнулся.
– Молодец, быстро соображаешь. Это я говорю тебе, Жора. Амиру я бы посоветовал никогда не спешить высказывать мысли вслух. Разведчик должен уметь слушать и молчать. Больше запоминай, анализируй и думай, не давая волю эмоциям.
– Горячее сердце, холодная голова. – Жора произнес фразу, не раз слышанную от отца.
– Точно. Очень уместная цитата Феликса Эдмундовича про чекистов, – вновь улыбнулся Агаянц. – Читал труды Дзержинского?
– Нет, – признался Жора, – от отца слышал.
– Честность всегда надо ставить выше других человеческих качеств. Молодец, Геворк. Я ведь не ошибаюсь, так тебя называют родители?
– Да, так записано в свидетельстве о рождении. А друзья зовут Жорой.
– Я буду звать Амиром. Не запутаешься?
– Запомню. На память не жалуюсь.
– Молодец, – в третий раз похвалил его Агаянц.
С того памятного дня прошло полтора года. Группа Амира, куда вошли шестеро его друзей, состояла из армян, ассирийцев, лезгин. Все из семей, по разным причинам и в разное время покинувших Советский Союз: чьи-то родители в 37-м вместе с детьми бежали от репрессий, чьи-то, оказавшись неугодными властям, были высланы из страны. Тем не менее работали ребята бескорыстно, старались от души. Любовь к Родине вместе с кровью текла в жилах каждого из них. Где-то через год, уже оперившиеся, несмотря на школьный возраст, члены группы сами стали вербовать молодежь, в том числе среди иранцев, правда, только в качестве агентов. Каждый из группы помимо родного языка и русского знал фарси. Это здорово помогало. Правда, никакой оперативной подготовки у них не было. Навыкам ведения наружного наблюдения учились «на ходу», под присмотром старших товарищей из резидентуры. Сам Агаянц наставлял Жору: «Ты и твои ребята как пять пальцев должны знать все входы и выходы Тегерана, все его закоулки. На улицах города вы должны быть незаметными, но сами обязаны слышать и видеть все и всех». Агаянц не побоялся поручить подросткам непростое дело: выслеживать и выявлять фашистскую агентуру. И не прогадал. Последней и в голову не могло прийти, что против нее действовали, по сути, дети, справляющиеся с поставленными задачами виртуозно. Несмотря на то что руководил германской резидентурой неординарный разведчик Франц Майер. До того работавший в СССР под прикрытием сотрудника компании «Рейхсгрупп Индустри», он хорошо знал русский и фарси. Круглолицый, голубоглазый, рослый блондин-нацист – коварный, безжалостный враг, – был большим любителем преображаться в бородатых персов, иранских офицеров, коммерсантов и т. п. Особые приметы – шрам через всю щеку от левого глаза до уха, отсутствие фаланги безымянного пальца левой руки и след от ожога на груди. До августа 41-го группа Амира «держала» его плотно. Но с вводом советских войск в столицу Ирана Майер исчез. Даже прошла информация, будто он убрался в высокогорье, к вождям кашкайских племен, выступавших против централизованного правительства. Но кровавый след, который остался после убийства Мурата, говорил о том, что Майер затаился где-то, но не в горах. Найти, чтобы возмездие настигло убийцу, стало делом чести для группы Амира.
На улице смеркалось, когда Казанфар зарулил во двор и едва не наехал на отца. Тот, явно чем-то встревоженный, ходил взад и вперед, заложив руки за спину. Увидев сына, выпрямился и, строго зыркнув глазами, вдруг тихим голосом спросил:
– Где тебя носило целый день, сынок? Пока тебя не было, твою мать увезли в больницу.
– Маму?.. Что случилось, папа? – только и смог спросить Казанфар, едва не упав вместе с велосипедом.
– Когда ты уехал, ничего не сказав… я нашел бедняжку за домом, моя хозяюшка-ханум лежала на лавке под каштаном и стонала.
– Она жива, папа?!
Искренняя тревога и волнение за жизнь матери от сына передались отцу, глаза его увлажнились и неожиданно слезливым голосом он произнес:
– Жива моя ханум… ей… ей сделали операци-ию… на… слепой кишке.
