– Призови Бога! Пусть Он даст нам знак, что Он есть! И следит за нами!
Моисей помолился.
И Он услышал.
2
– СКОРО ЛЮДИ НАЧНУТ СОМНЕВАТЬСЯ В МОЕМ ВСЕВЕДЕНИИ, МОЕМ ВСЕМОГУЩЕСТВЕ. ЗАБОТЕ О НИХ… ЭТИ СОМНЕНИЯ – ПРЯМОЙ ПУТЬ К ПОГИБЕЛИ ДУШ. НЕЛЬЗЯ ЭТОГО ДОПУСТИТЬ. СЕРАФЫ, ВИДИТЕ ПЛЕМЯ? КАРАЙТЕ В НЕМ ВСЕХ, КТО НАЧИНАЕТ РОПТАТЬ. ПУСТЬ ДАЖЕ ЭТО БУДЕТ ДЕВЯТЬ ИЗ ДЕСЯТИ МУЖЧИН, ДЕТЕЙ, ЖЕНЩИН. ТОГДА ОСТАЛЬНЫЕ ПОЙМУТ, КАК СИЛЬНО БЫЛИ НЕ ПРАВЫ, УКРЕПЯТСЯ ВЕРОЙ И СПАСУТСЯ. И НЕ ПАЛИТЕСЬ. ПРИКИНЬТЕСЬ ТАМ… ЗМЕЯМИ, ЧТО ЛИ. КСТАТИ, НА ОБРАТНОМ ПУТИ ЗАХВАТИТЕ ОВЕЧЬЕГО СЫРА.
Нас тогда было много. Даже точно не могу сказать сколько. Но никак не меньше тысячи. А то и больше.
Я, среди прочих серафов, ползал на брюхе, жалил в пяту, руку, беззащитный во время сна бок… Гниение от наших укусов горело огнем. Мужчины умирали в страшных корчах, женщины в криках и стонах, дети, тихо зовя маму… Мы выполняли волю Господа!
Мы – каратели! Возмездие Его! Мы – меч! Мы – воля! Мы – десница Его! Мы не должны и не можем сомневаться, ослушаться, предать… Все, кто на это был способен, ушли раньше. Вместе с Люцифером-предателем. И вместе с тем, кто зовется сейчас Баалом.
Баал… Мой друг и напарник. Тот, кто подменял меня на посту к древу Жизни, если вдруг приспичит… Тот, кто прикрывал мои крылья в миллиардах боев с Древними Ужасами.
И тот, кто будет меня пытать две тысячи лет, стараясь перетянуть на свою сторону. Но тогда я, конечно, этого еще не знал.
Я просто делал свою работу. Затаившись в пыли, ждал, когда рядом окажется человек. Мимо поцокал осел. Нет, он мне не нужен… Ага… Вот топот двух ног. Быстрые, легкие шаги. Девочка лет десяти-двенадцати. Огромные фиолетовые глаза. Совсем, как у меня. Если ее не укусить, через пару лет она начнет терять Веру. Нельзя этого допустить!
Стремительный прыжок, длинные ядовитые зубы вонзаются в тощую лодыжку. Она вскрикнула, покачнулась, упала… На крик уже бегут мужчины с длинными палками. Я быстро прячусь в жухлой траве, пробивающейся сквозь острые горячие камни.
Моя чешуя цвета тусклой меди сливается с оранжево-желтым пейзажем… И уже за пару шагов я совершенно незаметен.
3
– Ты плохо молился, Моисей!
– За последнюю неделю мы потеряли каждого десятого!
– Господь отвернулся от нас!
– Или Он не Всемогущ?
– Может, здешние боги сильнее нашего?
– Они наслали на нас змей, а Богу все равно!
Моисей сидел на камне, понуро опустив седую голову. Тяжелый посох с поперечной перекладиной лежал рядом. Руно, последние несколько лет служившее знаменем племени, Моисей подстелил под седалище. Возраст давал о себе знать. Но Господь в великой мудрости своей научил не сидеть на голых камнях, даже если они кажутся теплыми.
Старец вздохнул. Он уже устал объяснять очевидные вещи.
– Нет никаких других богов, кроме Единого.
– Значит, это Он наслал на нас змей?
– Да. За грехи наши.
Вперед протиснулся худой мужчина, держащий на руках тщедушное безвольное тельце. Исаклий. Вдовец, последнее утешение которого сейчас тихо сгорало от моего укуса.
– Чем провинилась моя дочь? Что она сделала не так? Чем прогневила твоего Бога? Она – ребенок! А Бог, раз он карает невинных, – злой! Злой и несправедливый Бог!
– Молчи, несчастный! – вскричал Моисей. – Эти змеи – испытание веры! Верь в Господа! Верь всей душой!
– Если это испытание моей веры, то почему ужалена Лита? – тихо спросил мужчина. – Утром она умрет… И в чем здесь испытание? Это просто убийство. Подлое, хладнокровное убийство…
– Ты просто не понимаешь, – уже мягче ответил Моисей. – Вспомни Авраама. Вспомни, испытание, которое Господь приготовил ему. Он должен был сам, своей рукой принести в жертву любимого сына. Тебя же Господь пожалел, избавив от тяжких мук выбора.
– То есть Лита… Моя дочь… Жертва? Зачем такая жертва Богу? Господу не нужен был сын Авраама! Так зачем Ему Лита? У меня остались три верблюда и двадцать овец. Я готов отдать Богу их всех! Пусть вернет Литу!
Моисей вздохнул.
– Господу не нужны твои овцы. Ему нужна вера. Молись.
– Я… Я не могу. Не могу молиться убийце дочери!
– Пойми, Исаклий… – тихо ответил Моисей. – Вера…
– Ты только и говоришь, что о вере! – закричал мужчина. – А сам-то? Сам, ты веришь? Достанет ли ТВОЕЙ веры, чтобы вымолить у Бога жизнь моей дочери?
– Я молюсь каждый день, – почти шепотом ответил Моисей. – И каждую ночь… Прошу, Господа укрепить ВАШУ веру. И может, испытание змеями, как раз результат моих просьб…
– Так проси Его о другом! Проси о…
– ААА!
– Симеона укусили! Симеона!
– Вон поползла! Лови ее! Бей!
– Где?
– Быстрее!
– Уползла…
– МОИСЕЕЕЙ!
Старец еще ниже опустил седобородую голову и прикрыл глаза.
4
– Ну и как ты себя чувствуешь? Горд службой, безымянный?
Я встрепенулся. Приподнял треугольную голову, зашипел.
– Да не дергайся, сераф… Твой яд против людей. На меня не подействует. А огненного меча у тебя при себе нет. Так что давай просто поговорим.
– Шшшто тебе нужно, демон?
В мерцании звезд, на фоне ночного неба выделялась еще боле темная, почти черная фигура. Большие кожистые крылья обрамляли острые шипы. Глаза падшего светились багряным огнем. Сквозь вонь протухшей крови, гниения и серы от демона пробивался едва уловимый, неожиданно приятный тонкий запах. Что это? А… Аромат гранатового сока. С чего бы?
– Я много думал, сераф… И решил, что сделал тогда большую ошибку.
– Тогда – это когда? Когда присссоединился к предателю?
– Да. И я хочу вернуться.
– Ты проклят, демон. И обречен вечно пребывать в этом отвратительном облике.
Демон поморщился:
– Облик, это что… Мелочи. Ты вон сейчас вообще гад ползучий. Наша суть определяется не внешним видом, а действиями. Чем твои действия отличаются от пакостей демонов? Ты прячешься, убиваешь невинных, запугиваешь. Мы похожи, безымянный. Как братья. Разве что у меня есть имя. А у тебя нет.
– Обойдусссь…
– А зря. Кстати, позволь представиться. Риммон.
– И кем ты был, Риммон? Кода был ангелом?
Демон осклабился. Длинные клыки сверкнули начищенной бронзой. Из пасти пахнуло смрадом Преисподней.
– Я был архангелом.
– Не может быть! Я не помню Риммона-Архангела!
– Тебе ли объяснять, почему так… У меня ведь тогда еще не было имени. Но демонское существование слишком высокая плата за этот набор звуков. Ты просто себе не представляешь, как я страдаю. В общем, я решил вернуться. И доказать действием верность.