Вместо лица девушки появилась тусклая видеозапись: мужчина, Андрей или очень похожий на него, – в данном ракурсе не определить точнее – и Ася проходят по длинному коридору и скрываются за дверью одного из номеров.
«…вот мы заходим внутрь, видите – время около двадцати часов. А вот запись с той же камеры в двадцать один тринадцать. Это я срочно выбегаю оттуда… потому что больше не могу терпеть происходящее».
Дав зрителям время досмотреть, как она босиком, но в той же юбочке и полностью расстегнутой блузке, добегает до конца коридора, прижимая к груди туфли, журналистка перевела дыхание и продолжила:
«Вы скажете, что это россказни пьяной девушки? А вы смогли бы на трезвую голову рассказать такое? Когда вы – еще никто, а он – уже величина, кому из вас поверят? Ведь внутри камер не было. И да, зачет я получила, видите? Но я плачу. Потому, что знаю, как его пришлось получать. Извините за мой вид и несвязную речь… Завтра я протрезвею и, скорее всего, удалю это видео, но простите мне сегодня этот приступ храбрости».
Вот зачем подруги показали это видео Вере? Конечно, она не смогла остаться равнодушной:
– Думаете, это как-то связано с ее сестрой? – спросила она. – И их давними отношениями с Андреем?
– Сложно сказать. Он сам что говорит?
– Ничего. Я больше не спрашиваю. Мы подали заявление на развод.
– Из-за этого? – возмутилась Наталья. – Ты что! Еще ничего не доказано.
– Если пресса об этом узнает, ему каюк… – почему-то вдруг проявила сочувствие к Андрею Алекса.
– Если он не виноват, почему ему должен быть каюк? – силясь изобразить равнодушие, произнесла Вера. – И дело совсем не в Асе. Я думала история с ней уже закончилась. Да и вообще я устала думать о нем. Учусь думать о себе. Я, кстати, в самолете с такой потрясающей дамой познакомилась! Ей семьдесят пять, и она…
– Да черт с ней, с дамой!
– Вера, что с тобой?
Наталья и Алекса не узнавали подругу.
– Если честно… – начала Землицына, – на отдыхе Маша отожгла по полной программе…
Проверив, не пришла ли дочь, и закрыв входную дверь на защелку, чтобы невозможно было открыть снаружи ключом и неминуемо пришлось бы звонить, Вера вернулась в комнату и, разрыдавшись, рассказала о случившемся.
– Жесть… – подытожила Наталья. – Хотя… Я тебе честно скажу, если бы это обязательно должно было произойти с кем-то из моих детей, то лучше бы уж это была дочь, а не сын.
– Почему? – хором спросили Вера и Алекса, но каждая из своих соображений.
– Потому что для девочки это не так страшно, – объяснила Наталья. – И не так осуждаемо в обществе. Да и скрыть легче.
– Ты сейчас так говоришь, потому что тебя не коснулось, – возразила Вера. – Я тоже чисто теоретически думала, что достаточно толерантна и меня этим не шокировать.
– Может, ты и права, не знаю…
– Ой, да ну вас. Тоже мне, придумали проблему, – поморщилась Алекса. – Из всего, что ты рассказала, нет стопудовых доказательств того, что все уже случилось или что у них там серьезные отношения.
– Но ведь они же не все писали, они большую часть времени общались устно! – горячилась Вера.
– Вот именно, – подхватила Алекса, – и твое воображение и страхи вполне могли дорисовать то, чего не было. Помнишь, месяц назад тебе мерещился то семнадцатилетний парень, то сорокалетний педофил? А оказалась довольно безобидная подружка.
– А мне кажется, что Вера не на пустом месте переживает, – вступилась Наталья. – Не такая уж и безобидная эта подружка. Алекса, ты вообще эту Кит видела?
– Я тебе больше скажу, я каждый день десятки таких вижу. Яркое оперение еще не признак агрессии, иногда это лишь маскировка.
– Ну, не знаю, я бы поступила, как Вера. Я бы тоже сделала все, чтобы в такой ситуации не оставлять их наедине в последние сутки.
– Так вот, мне кажется, я как раз успела предотвратить самое страшное! – с жаром вставила Вера.
– Предотвратить! Самое страшное! Тоже мне мировая война! – закатила глаза Алекса. – Вер, если бы они хотели, они бы уже сто раз это сделали. Поверь мне, достаточно десяти минут в любом месте, где нет посторонних глаз.
– Ты?..
– Ты хочешь сказать? Ты… пробовала?
– Бог мой! Вы будто в другом измерении живете! Хорошо, давайте представим «самое страшное». Каковы последствия?
– Ну…
– Ну…
– Что «ну»? – передразнила подруг Алекса. – Девственности никто не лишился, забеременеть не мог.
Вы же этого больше всего боитесь? Или что им вдруг хорошо было?
– М-м-м… не знаю, – растерялась Вера. – А инфекции? Заразиться чем-нибудь можно.
– Да! – поддержала ее Наталья.
– Не напомнишь, кто у нас тут без всяких странных партнеров носился с анализами на сифилис? – подмигнула Вере Алекса.
– Лекса! – цыкнула на нее Наталья и покрутила у виска – сошла с ума, что ли?
– Вер, ты не обижайся, но она становится взрослой, – продолжила Александра. – Надо переставать так глубоко совать нос в ее жизнь. Правда. Тебе же не нравится, когда твоя мать делает то же самое.
– Но ведь я просто…
– Ты просто думаешь, что отличия во взглядах между тобой и матерью – это нормально, а между тобой и Машкой – ужас-ужас. Поздравляю со вступлением в средний возраст! Молодежь бесят родители, стариков – дети, а людей среднего возраста – одинаково и родители, и дети.
– Слушай, Лекс, тебя на работе, что ли, сегодня передраконили? Что ее добиваешь? – одернула подругу Наталья.
– Нет, ну серьезно, вы на себя со стороны-то посмотрите! – взметнулась Алекса. – Вы хотите, чтобы вас понимали поколения и до, и после вас, а сами-то вы их хорошо понимаете? Дайте людям спокойно жить, отстаньте от них! Тогда и они не будут соваться к вам.
– Так я же Маше ничего не сказала даже. Я хотела с вами посоветоваться, как быть, – промямлила вконец растерявшаяся Вера.
– Ну так вот я тебе и советую – займись собой. У тебя полно проблем в своей жизни. У тебя муж в беду попал, а ты что? Сидишь, копаешься в трусах у дочери?
– Лекса, а ну прекрати! Что с тобой сегодня?! – крикнула Наталья.
– Ну извините. Так бы и сказали, что мы теперь свои мнения держим при себе, просто собираемся послушать нытье друг друга. Мне показалось, что она разобраться хочет.
– Хочу, Ал, хочу. Ты права. Спасибо тебе.
– Ладно, мне пора. В школу надо вернуться, я там сегодня до вечера.
– Вер, не слушай ты ее, – сказала Наталья, когда Алекса уехала. – Я тебя понимаю. Если бы у Алекс была дочь-подросток, тогда бы ее слова можно было бы принимать в расчет. А так…
– Ну что ты такое говоришь? – упрекнула ее Вера. – Я ей очень благодарна за прямоту.
