* * *
Музыка оказывает огромное воздействие на фильм, собирая драму воедино, демонстрируя эмоции и чувства героев, и потому ее влияние невозможно описать словами. Музыкальные критики и писатели веками пытаются передать на бумаге неуловимые свойства самого иллюзорного из искусств.
Но не остается сомнений в монументальности творения Шора.
«Я поняла или почувствовала, что все будет в порядке, когда услышала музыку Говарда», – говорит Бойенс.
Когда я сидел в концертном зале, слушая музыку во всем ее великолепии, меня захлестнули чувства. Глаза щипало от слез, голова кружилась. Это было настоящее наваждение. В музыке было неистовство. Я слышал оперные тона, слышал Вагнера. Повествование разворачивалось у меня в голове, хотя я и закрыл глаза, чтобы не видеть экрана.
Спесивые почитатели классической музыки обычно считают саундтреки низкопробными ремесленными продуктами, но даже они, услышав получивший «Оскар» саундтрек «Братства Кольца», признали музыку к «Властелину колец» выдающейся.
«Всего за несколько недель критики и фанаты поняли, что музыке Шора к первой части трилогии суждено стать классикой современной киномузыки, – писал Кристиан Клемменсен на Filmtracks.com, – и все сразу стали с нетерпением ждать его саундтреков к сиквелам».
Музыка Шора теперь ассоциируется с показанным на экране миром так же прочно, как заоблачные темы Джона Уильямса ассоциируются с далекой галактикой «Звездных войн», меланхоличный синтезатор Вангелиса – с «Бегущим по лезвию», звучные и сложные композиции Эннио Морриконе – с «Хорошим, плохим, злым», а глубокие мелодраматические мелодии Макса Стайнера – с «Унесенными ветром».
В марте 2002 года Джексон стоял в зале Уотфордской ратуши, пытаясь спрятать глуповатую улыбку. Они записывали музыку для расширенной версии «Братства Кольца», и возле подиума Шора стояла коричневая кожаная сумка, на которую и показал режиссер. «Я все гадал, что Говард прячет в коричневой сумке, поэтому заглянул в нее, – объявил он, сунув руку в сумку. – И нашел… вот это!» Он вытащил из сумки «Оскар», и зал взорвался аплодисментами и топотом.
Смущенный Шор поблагодарил музыкантов за вклад, который они внесли в этот успех. «Его нужно поставить на видное место, чтобы он вдохновил вас на последние несколько часов, – сказал он и вернул «Оскар» Джексону. – Только не урони!»
Канадский композитор получил награду за лучшую оригинальную музыку к фильму за «Братство Кольца» и «Возвращение короля». Третью статуэтку он уступил Эллиоту Голденталю, создавшему музыку к «Фриде» («Две крепости» даже не были номинированы). В 2015 году саундтрек к «Властелину колец» (который теперь считается единой работой) шестой год подряд был признан лучшим саундтреком всех времен по результатам опроса, проведенного «Classic FM», и другие подобные опросы дают сходный результат. Саундтрек Шора стал главным саундтреком тысячелетия, эталоном современной киномузыки, хотя его уроки и остались по большей части не усвоенными. Великая киномузыка остается эфемерным искусством.
В музыкальное уравнение также вошло рискованное решение сопроводить финальные титры песнями, что гораздо более характерно для романтических комедий и шаблонных блокбастеров. Как всегда, амбиции были огромны. Их песни должны были дополнить древность композиций Шора самостоятельной, более современной чувственностью. Джексон видел в этом шанс «тронуть не только фанатов». Иными словами, эти песни должны были описывать Средиземье, а не быть его частью.
И снова в авангарде процесса оказалась Уолш, которая написала слова и приняла участие в выборе исполнителей. После первого фильма для каждой из завершающих песен нашли подходящий женский голос. Намеренно или нет, три певицы представили три разных кельтских традиции, которые некогда питали воображение Толкина: Ирландию, Исландию и Шотландию.
Композицию «May it Be», которая завершает «Братство Кольца», исполнила Эния. К ней обратились по просьбе Шора. Он посчитал, что ее мягкий, неземной голос, прославившийся после хита «Orinoco Flow», естественным образом впишется в Средиземье. Джексон и Уолш обрадовались, узнав, что певица обожает Толкина. Она прилетела в Новую Зеландию и стала первым «чужаком», посмотревшим черновой монтаж первого фильма, пока Джексон маячил возле просмотрового зала, желая увидеть ее реакцию. Ему не стоило так уж волноваться – певица сочла фильм превосходным.
Опасаясь, что первая песня покажется оторванной от остального саундтрека, Шор предложил ввести голос Энии в фильм, чтобы смягчить переход. В результате появилась композиция «Aniron», которая создает сказочную атмосферу в романтической интерлюдии Арагорна и Арвен в Ривенделле. Две песни Эния написала вместе со своими давними творческими компаньонами Ники и Ромой Райан (она сказала, что никто лучше них не знает ее голос), после чего Шор создал для них оркестровки, чтобы они «вырастали прямо из саундтрека», а Бойенс создала эльфийский текст. «Он напоминал гэльский», – заметила Эния.
Эмма Торрини, родившаяся в семье исландца и итальянки, принесла мрачную сбалансированность в духе Бьорк в песню Голлума, которая сопровождала «Две крепости» и стала, пожалуй, самой изящной и удачной из песен. Музыку к ней написал сам Шор, а слова – Уолш. Торрини обожала книги и признала, что «была одержима» первым фильмом.
Уолш и Шор часто говорили о бывшей участнице «Eurythmix» Энни Леннокс. Когда пришла пора передать вдохновенный, но томящийся дух Средиземья в последней песне «Into the West», они не могли найти кандидатуры лучше. Прилетев домой в Нью-Йорк, Шор собственноручно написал Леннокс письмо. «Просто узнать, не захочет ли она [записать песню]», – пояснил он.
Втроем они встретились в Лондоне, где Шор и Уолш показали Леннокс черновой монтаж фильма. Она не смогла отказаться. Слова написали Бойенс и Шор, а Леннокс сделала песню оскароносной, записав ее на «Abbey Road» вместе с Шором и оркестром из сотни музыкантов.
Она всегда напоминала Шору Галадриэль.
* * *
Прежде чем Шор и Джексон снова встретились при работе над «Хоббитом», у Джексона случилась одна из редких осечек в совместном творчестве. Режиссер с удовольствием предложил Шору создать музыку для его ремейка «Кинг-Конга». Шор с удовольствием согласился и приступил к работе с обычной одержимостью, а также исполнил камео, появившись на экране в качестве дирижера на катастрофическом показе Восьмого чуда света. Но среди лиан на острове Черепа и в сияющем Нью-Йорке тридцатых что-то пошло не так. Возможно, в оперном стиле Шора слышалось слишком много отголосков Средиземья, а возможно, больший накал страстей в «Кинг-Конге» не соответствовал серьезности композитора, но Джексон и Шор вдруг поняли, что они не на одной волне.
После нескольких попыток нащупать общий путь, Джексон принял сложное решение развернуться в другом направлении. Когда до завершения проекта оставалось всего несколько недель, Шора заменил более традиционно кинематографичный Джеймс Ньютон Ховард («Шестое чувство», «Бэтмен: Начало»). Мелодраматичная музыка Ньютона Ховарда изящно перекликалась с саундтреком Макса Стайнера к оригинальному «Кинг-Конгу».
