* * *
Двадцать шестого января 2004 года Пирсон объявил номинантов. На этот раз компанию ему составила Сигурни Уивер. Несмотря на ликование по поводу одиннадцати номинаций, включая номинации в категориях «Лучший режиссер» и «Лучший фильм», их не мог не встревожить тот факт, что не была отмечена игра ни одного из актеров. «Это было странно… – сказал Шварц. – В фильме все были великолепны».
Может, академиков ослепила зрелищность? Может, их оттолкнули мохнатые ноги и заостренные уши? Джексон считает, что дело было в характере фильма, в котором не хотелось выделять из актерского ансамбля лишь кого-то одного. «Актеров было много, и они так прекрасно играли вместе, что никто не затмил собой остальных…» Актеры уравновешивали друг друга. Эта теория получила подтверждение, когда фильм удостоился награды за лучший актерский состав от Гильдии киноактеров США, где правом голоса обладают по большей части те же люди.
Возможно, «New Line» слишком широко расставила сети. Безусловно, можно было сосредоточиться на Шоне Эстине как лучшем актере второго плана. Изящно развернув повествование под новым углом, третий фильм стал в той же степени историей Сэма, в какой первый был историей Фродо, а второй – историей Голлума. Даже от природы тревожный Эстин чувствовал, что в этот раз у него все получилось.
Подготовка к премьере последнего фильма стала сложным временем для актера. Он понимал, что в «Возвращении короля» выложился на полную, и это подтвердилось, когда он расплакался, смотря черновой монтаж во время работы над озвучкой в Лондоне, а затем и вовсе разрыдался на плече у Филиппы Бойенс.
«Знаешь что? – сказал он своему агенту, испытывая судьбу. – Думаю, я могу получить номинацию». Эстин вырос в Голливуде, а потому «Оскар» значил для него несколько больше, чем для всех остальных. В его жилах текла оскароносная кровь: в 1963 году его мать, Патти Дьюк, получила премию за лучшую роль второго плана в фильме «Сотворившая чудо».
Однако его уверенность пошатнулась, когда он увидел окончательный монтаж, где многие милые его сердцу сцены – такие, как марш с орками по Горгороту, который в итоге вернули в расширенную версию, – оказались вырезаны ради сокращения хронометража. Как ни странно, он не мог сформировать своего отношения к финальному фильму. Он сказал Вуду, что окончательный монтаж разбил ему сердце.
«Я утратил с ним связь, – признал он. – Мне словно в душу плюнули».
Даже когда появились первые рецензии, в которых его игру хвалили особенно («Эстин подарил фильму душу», – провозгласил Питер Трэверс из «Rolling Stone»), он не мог отделаться от ощущения тоски. В интервью журналу «Time» он не сумел скрыть разочарования, сказав, что «на экране осталось лишь двадцать процентов его игры». Он сказал это не подумав, хотя на самом деле не это имел в виду, и тотчас пожалел о своих словах. Через несколько дней Уолш прислала ему письмо, в котором написала, как это задело Джексона. Но Эстину все равно пришлось посмотреть фильм в третий раз, чтобы смириться с результатом.
Возможно, этот пессимизм снизил его шансы на номинацию.
Когда Голливудская ассоциация иностранной прессы, в которую входят журналисты, голосующие за «Золотые глобусы», оставила игру Эстина без внимания, он отметил, что «разговоры об «Оскаре» стихли». Считается, что «Золотой глобус» существенно влияет на голосование академиков. Эстин даже не поставил будильник, чтобы в прямом эфире посмотреть объявление номинантов на «Оскар», предоставив публицистам «New Line» поражаться за него.
Эстин может успокаивать себя тем, что прекрасные роли, отмеченные Академией в тот год, в основном оказались забыты. Хорошо ли вы помните Джимона Хонсу в картине «В Америке»? Бенисио дель Торо в «21 грамме»? Кэна Ватанабэ в «Последнем самурае» (эпопее, частично снятой в Новой Зеландии)? Алека Болдуина в «Тормозе»? Или даже победителя, Тима Роббинса, в «Таинственной реке»? Но скромный Сэмуайз Эстина, терзаемый Фродо Вуда, мудрый Гэндальф Маккеллена и деятельный Арагорн Мортенсена прочно засели в коллективную память, как и другие прекрасные образы, созданные остальными актерами фильма.
Актерское сообщество часто проявляет наибольший консерватизм. «New Line» пыталась добиться признания заслуг Энди Серкиса, который перевернул кинематограф, создав образ Голлума. После премьеры «Двух крепостей» он встретился с представителями Гильдии киноактеров, чтобы ответить на многочисленные вопросы и унять опасения, что новая технология вскоре оставит актеров без работы. Он подчеркнул, что ему пришлось играть больше, чем любому из его коллег, а потому технологию захвата движения следовало считать «цифровым гримом».
Есть ли другая роль второго плана, столь необходимая истории, как роль Серкиса во втором и третьем фильмах? Он заставляет задумываться о моральной составляющей фильмов, углубляет их психологизм, обогащает их мир юмором и коварством, а также служит выражением непокорной натуры режиссера. Но все оказалось напрасно.
«Я просто не вижу разницы, – говорит Серкис, которому кажется, что он уже пятнадцать лет твердит одно и то же. – Главное – кто играет роль. Голлума не было бы без актерской игры».
Правда в том, что он открыл актерам двери, а не закрыл их.
«Каждый день 90 процентов Гильдии киноактеров не работает, – ворчит Каминс. – Почему бы не принять форму искусства, которая открывает актерам новые возможности? Мультфильмы тоже раньше рисовали от руки, а теперь появилась «Pixar». Изобразительные техники постоянно меняются. Но мы долго продвигали Энди. Многим было интересно с ним поговорить. Но он так и не смог преодолеть порог, чтобы в нем увидели потенциального номинанта».
Факт остается фактом: Серкис – прекрасный актер. Он прекрасно играет. Отличается только камера.
«Если фильмам и теперь не дадут награды, я откажусь от своего членства в Академии», – не раз заверял меня Кристофер Ли, и я не единственный слышал его угрозу. Не возникало сомнений, что он намерен сдержать свое слово. Но «Возвращение короля» нанесло ему смертельный удар. Точнее, смертельного удара не оказалось: сцену гибели Сарумана вырезали из фильма.
Всем посмотревшим расширенную версию «Возвращения короля» известно, что Джексон уготовил Саруману страшный конец. После того как Грима Гнилоуст вонзает кинжал ему в спину, Саруман падает с крыши Ортханка, где он некогда держал в заточении Гэндальфа, и приземляется на пику одной из своих огромных машин. Эта сцена стала отсылкой к ролям Ли в картинах студии «Hammer Horror» – и, в частности, к фильму «Дракула, год 1972». «Ситуация кажется мне смутно знакомой», – подтрунивал Ли над режиссером, понимая, что участвует в легкой самопародии. И понимая, что эта пародия – проявление любви режиссера к актерским работам Ли.
На поздних стадиях монтажа, все еще пытаясь сократить продолжительность фильма, Джексон принял сложное решение отказаться от сцены гибели Сарумана. Не включив падение волшебника в «Две крепости», он надеялся начать с него третий фильм, но его не покидало ощущение, что так он завершает прошлогоднюю картину, а не открывает новую.
Не вписывалась даже краткая, урезанная версия сцены: фильму нужно было двигаться дальше. Режиссер решил, что посмотревшие «Две крепости» зрители воспримут гибель Сарумана как данность (а он впоследствии вернет сцену в расширенную версию фильма). Он пошел на риск – и по сей день он считает удаление этой сцены щербинкой на идеальной улыбке театральной версии «Возвращения короля». Несмотря на восторги, критики не преминули отметить нехватку человеческого зла в лице Сарумана Ли. «Без Сарумана, – сокрушался впечатленный остальной картиной Питер Брэдшоу из «The Guardian», – речь идет не о борьбе добра со злом. Добро борется с… непонятной, аморфной угрозой».
