Что отвечать? Хороший мальчик, музыкант из ресторана, ученик кабацкого корифея Михаила Гулько, когда-то собиравшего народ в ресторане сада «Эрмитаж», а потом в «Одессе» на Брайтон-бич, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Вот в этом городе потом и написал я Мише Гулько песню «Кабацкий музыкант», которую здесь и приведу с сокращением, потому что по теме и потому, что другого места не будет.
Кабацкий музыкант
Алеша Дмитриевич,
Ему подносят все,
И он немножко пьян,
Но в этом кабаке
Он – как Иван-царевич,
И это на него
Приходит ресторан.
Играй, Алеша,
На своей гитаре,
Я – первый друг
Таланта твоего!
Ты видишь – девочки
Стоят на тротуаре,
И это – жизнь,
А больше ничего.
Кабацкий музыкант
Поет чуть-чуть фальшиво,
Но мы ему простим
Заведомую ложь!
А как он должен петь,
Когда разносят пиво,
И танцы до утра,
И хохот, и балдеж?
Кабацкий музыкант,
Как рыба в океане,
Вот в этом бардаке,
Где шум и неуют,
И мужики ему
Подносят мани-мани,
А девочки любовь
Бесплатно выдают.
Кабацкий музыкант,
Ах, сколько их по свету
Разбросано кругом,
Вблизи и вдалеке!
Алеша ни при чем,
Поскольку песня эта,
Она же – обо всех,
Поющих в кабаке.
Играй, Алеша,
На своей гитаре,
Я – первый друг
Таланта твоего!
Ты видишь – девочки
Стоят на тротуаре,
И это – жизнь,
А больше ничего.
А потом нас все захотели, набрали мы первых попавшихся музыкантов, придумал я фишку «Лесоповал», и, отыграв с аншлагом первый концерт в «России» (место рождения – ГЦКЗ «Россия», Москва), покатились мы уже с меньшим успехом по стране – благо, она тогда была огромна. Что ж, ни раскрутки, ни рекламы, ни кассет, ни имени! Нормально для неудачи.
Но все пришло – и клипы, и целых три компактных диска – тогдашней новинки, отданной нами торговцам совсем задаром (и снова финансовая ситуация не дает нам возможности распорядиться нашим седьмым, уже без Сережи, альбомом).
Ездил Сергей Коржуков по стране, давно уже любимый по миллионным тиражам кассет, не веря в собственный успех. Музыканты отсеивались, большей частью по пьянке, иногда профессионалы, что тут поделать? Родина. Сергей держался, потому что на нем держался и весь «Лесоповал», директор воровал. Так существовали мы до самой трагедии 20 июля 1994 года.
Что я мог бы сказать о трагической гибели талантливого и любимого многими и нами артиста и человека? Точнее, что я хотел бы сказать? Это немножко разные вещи.
Во-первых, кто может знать, как упал он с балкона 14-го этажа дома, где проживал у матери, расставшись со своей многолетней женой Людмилой – сам, нарочно или нечаянно, поскользнувшись. Говорят, была будто бы какая-то записка, но ее, опять же будто бы, забрала милиция. Мы не хлопотали ее прочесть, и нет никаких оснований даже предположительно представить ее текст.
Внешне у него все было в порядке: популярность, расцвет таланта, первые деньги; и он собирался строить под Москвой дачу, мечтал, чтобы был бассейн. Впереди – уже написанный четвертый альбом «Лесоповала» – «Амнистия», гастроли, успех, новые друзья. Но Сережа был человек не внешний, а внутренний. Как в него заглянуть?
Жива мама – Марья Васильевна Коржукова, может быть, она знает то, чего не знаем мы. Нашелся бы кто разговорить ее.
А письма с объяснениями в любви и даже подарки до сих пор приходят на его имя. Лебединая песня Сергея Коржукова. Ее поют во всем мире, где есть хоть два русских человека. Один русский человек тоже заказал бы, да стесняется. Вот она.
Я куплю тебе дом
У пруда, в Подмосковье,
И тебя приведу
В этот собственный дом!
Заведу голубей,
И с тобой, и с любовью
Мы посадим сирень под окном.
А белый лебедь на пруду
Качает павшую звезду,
На том пруду,
Куда тебя я приведу.
А пока ни кола,
Ни двора и ни сада,
Чтобы мог я за ручку тебя
Привести!
Угадаем с тобой –
Самому мне не надо –
Наши пять номеров из шести.
Мало шансов у нас,
Но мужик-барабанщик,
Что кидает шары,
Управляя лотом,
Мне сказал номера,
Если он не обманщик,
На которые нам выпадет дом.
«Лесоповал», воскресение
А как не стало Сергея Коржукова – не стало и «Лесоповала», потому что он, собственно, и был «Лесоповалом». С полгода мы находились в шоке, да и люди остались без работы: балетным было негде танцевать, директору – негде воровать. Потом и посторонние люди просили не закрывать проект. Мелькнули мы, как звезда на небосклоне, и потухли. Не заменять же Сережу на другого солиста – недостойно как-то, да и не найдешь такого второго. И решено было набрать новую группу, да такую, чтобы все в ней пели Сережины песни. Конкурс втихую объявили и выбрали поначалу человек пять, для кого «Лесоповал» чего-то значил, да и по типажу.
И почти через год вышли с первым концертом в ДК АЗЛК. После концерта шампанское лилось, многие поздравляли, но концерт был, что называется, «не Сережа». Один мой знакомый пожилой вор в законе, дядя Володя, человек зоркий, прозрачный, сказал:
– Шумят много. Души мало.
Хочу заметить вам, что авторитетом и у воров считается не самый дерзкий, а самый умный.
Сели плотно репетировать, новые песни пошли, с кем-то по дороге расстались, но и теперь в составе есть люди, которыми дорожу. Всех не буду вспоминать, но есть двое – они и поддерживают во мне желание продолжать жизнь группы «Лесоповал». Это Сергей Куприк, по удивительной случайности похожий и внешне на покойного Сережу, с хорошим тембрально голосом (нашего тембра), да и вообще с воспитанным чувством мужского достоинства. За эти качества прощаю ему многое. И второй – Шура Федорков, отвечающий у нас за музыку. Он и автор множества наших песен и аранжировок, и с Сергеем Коржуковым на записях работал. И гитарист, и клавишник, и даже хороший трубач. И весьма достоин уважения по человеческим параметрам.
В новом составе мы побывали трижды в русской Америке, в русском Израиле, куда собираемся снова – в этих странах любят «Лесоповал». Но – достаточно, это не книга о людях «Лесоповала», я даже двух слов еще не сказал о своих дочерях.
Пишу я на выдвижной доске прикроватной тумбочки в кардиологии института Склифосовского, не очень удобно. Но все же обязан снова оправдываться перед нашими критиками. Я им:
Зло живет на земле не одно,
А с добром перепутано сложно!
И на воле неволи полно,
И в тюрьме без надежды не можно.
Я им говорю: мы дали высказаться миллионам людей, постарались их услышать и где-то понять. И дать им надежду. «Ведь люди же они!»
