Он не знает, будет ли все хорошо. Он ничего не знает.
– Это ужасно, – с отчаянием проговорила девушка. – Я ничего не помню. Вообще ничего. Даже как меня зовут.
– Вас зовут Екатерина Павловна Несвицкая и вы моя невеста. Мы любим друг друга, и сегодня должны были пожениться. Все готово к нашему бракосочетанию, ваше платье роскошно и в муниципалитете ждут нас в полдень, – барон с горечью понимал, что свадьбу придется отложить.
А вдруг она все же согласится?
– Но вы же не будете на этом настаивать? – девушка смотрела на него с нескрываемым ужасом и надеждой. – Не будете?
– Нет, не буду, – обреченно ответил ей барон. – Я буду ждать, пока вы все вспомните. Буду ждать, сколько потребуется.
– Благодарю вас, – она старалась не смотреть на Генриха.
– Не утомляйте ее, – предупредил врач. – И не торопите события. Я оставлю снотворное. В данном случае сон и правда лучшее лекарство. Пусть отдыхает, больше спит и набирается сил. Я постараюсь как можно быстрее разобраться с этим необычным для меня случаем. Но, как вы понимаете, обещать ничего не могу.
Врач раскланялся и ушел, тихо ступая по мраморному полу, словно боясь нарушить повисшую в комнате гнетущую тишину.
Екатерина пыталась успокоиться, но слезы вновь и вновь начинали бежать по ее щекам. Генриху было больно смотреть на нее. Он протянул девушке батистовый платок, и она благодарно улыбнулась ему. Но улыбнулась как доброму незнакомцу, не более.
Вошла горничная и подала Екатерине стакан с лекарством. Девушка покорно выпила его. Элена замерла рядом с кроватью:
– Я помогу синьорине раздеться?
– Да, конечно, мы уже уходим. Отдыхайте и ни о чем не волнуйтесь, – попросил барон.
– Я постараюсь, – слабо кивнула Катрин, и у Генриха снова сжалось сердце.
Она говорит с ним, как с чужим. А если она его никогда не вспомнит?
* * *
В столовой Егор налил коньяка фон Бергу и себе:
– Выпейте, Генрих Александрович. Вам это сейчас не повредит.
– Благодарю, Егор. Ты все понимаешь… – Генрих выпил залпом. – Только коньяк вряд ли мне поможет.
Барон с раздражением поставил пустой бокал на стол, и тот жалобно зазвенел. Генрих отвернулся и отошел к распахнутому окну. Ласковый ветерок коснулся его лица. Он прислонился лбом к прохладному стеклу. Все плохо, очень плохо. Яркий солнечный свет слепил глаза и был совершенно неуместен. Хотелось уйти в темноту, отгородиться от всего мира и уснуть. Пусть все окажется просто дурным сном, не более. К фон Бергу подошел Егор:
– Все наладится. Главное, Екатерина Павловна жива и здорова.
– Да, конечно, – Генрих посмотрел вдаль. – Если потребуется, я начну все сначала. И снова завоюю ее любовь.
Он никогда не оставит попыток вернуть Катрин. Говорят, надежда умирает последней. А если произойдет ужасное, и она не сможет вспомнить фон Берга? Что ж, тогда он сделает все, чтобы девушка снова полюбила его.
– Подождем пару дней, возможно, ее память восстановится, – Егор хотел ободрить своего товарища.
– Я тоже на это надеюсь.
Надо было поговорить с девушкой, рассказать ей о том, кто она, кто ее друзья и что они делают в Италии. Егор решил, что пока об их общем Служении и миссии в Риме Екатерине говорить не стоит. Так же и о том, что они все охотники. Кто знает, как девушка на это отреагирует. Ей и так нелегко. Тем более, возможно, ее амнезия продлится совсем недолго. Это было бы прекрасно.
– Как думаешь, чего хотела добиться Полина? – задумчиво произнес барон и снова взял бокал в руки. – Возможно, если поймем, что ей было надо, узнаем, что за заклятье эта гадина наложила на Катрин.
– Возможно, – эхом ответил Егор и снова налил коньяк. – Уж точно это не была попытка убить. Уверен, она знает, что охотника нельзя уничтожить с помощью магии. Может, хотела, чтобы ваша невеста обезумела. Злоба этой ведьмы безгранична и коварство ее безмерно. Думаю, она желает причинить вред прежде всего вам.
– Согласен. Навредить хотела мне, а под ее удар попала Катрин. Я же всегда знал, что Полина будет действовать именно так. И ничего не предпринял. Ничего… – барон машинально отхлебнул из широкого бокала и поморщился.
– А что вы могли сделать? Не вините себя понапрасну. Тут мы оба были бессильны. Наберитесь терпения. Научитесь ждать.
– А что мне еще остается? – горько усмехнулся Генрих.
* * *
Весь день и следующую ночь девушка крепко спала под воздействием сильного снотворного. На следующее утро Екатерина вышла к завтраку. Бледная, с опущенными глазами, испуганная и напряженная. Она была подавлена и потеряна. От взгляда на нее сжималось сердце. Нет, она так ничего и не вспомнила.
Завтрак прошел в гнетущей тишине, которую нарушал только шум деревьев за окном и неумолчный стрекот цикад.
– Пойдемте пить кофе на веранду, – предложил Егор в надежде разрядить обстановку.
Девушка кивнула. Так же молча они перешли на широкую веранду, увитую плющом. Горничная быстро накрыла маленький столик. Барон налил в чашечку с кофе сливок и подал девушке – все, как она любит. Он пододвинул к Екатерине ее любимый бельгийский шоколад в вазочке.
– Вам он всегда нравился, – Генрих с надеждой посмотрел на Катрин.
Совсем недавно она с таким удовольствием брала темные кусочки этого изысканного лакомства из его рук. Ее нежные губы трепетно касались кончиков его пальцев, как крылья бабочки. Тогда она улыбалась, и они оба были счастливы. Дорого бы он дал, чтобы снова пережить эти сладкие мгновения.
Девушка робко взяла маленькую дольку шоколад и запила его кофе:
– Да, очень вкусно.
Даже этого она не помнит. Наконец Егор не выдержал. Он решительно поставил свою большую чашку на мраморные перила веранды:
– Екатерина Павловна, прошу вас, скажите, вы готовы поговорить с нами? Мы ответим на все ваши вопросы. Не стесняйтесь, спрашивайте обо всем, мы ваши добрые товарищи и хотим помочь.
– Да, я о многом хочу узнать, – девушка смотрела в пол. – Но и вы оба поймите меня. Почему я должна верить тому, что вы мне скажете?
Этот вопрос поставил в тупик и Егора, и Генриха. И правда, почему она должна им верить? Они переглянулись – как теперь быть?
Генрих подошел к ее креслу, встал перед ней на колени и заглянул в глаза. Она посмотрела на него, но почти сразу отвернулась.
– Простите, но я не знаю… Не понимаю, что происходит. И я не могу доверять вам.
Барон осторожно взял ее за руку и поцеловал в запястье, туда, где слабо и неровно бился ее пульс. Так же он поцеловал ее в первый раз. Девушка вздрогнула, глаза ее вспыхнули, она судорожно вздохнула и отняла руку. Неужели она что-то ощутила? Наверняка. Он чувствовал, как по ее жилам пробежал огонь. Он всегда чувствовал это. Незримая связь между ними возникла снова. Собственно, фон Берга это чувство никогда не покидало. Сердце Генриха радостно забилось. Он с надеждой опять взглянул ей в глаза. Но она отвел их.
