– Нет-нет, это мое настоящее имя, – поспешил успокоить его Василий Христофорович. – Даже не волнуйтесь… А вот подумайте – чем ему не угодила Амалия?
– Даже не знаю, что и думать. Может быть, поведение супруги, ее страсти южные, романы с известными людьми… Самолюбие супруга, оскорбленного в своих лучших чувствах…
Господин издал короткий смешок.
– Кхе-кхе… сразу видно, молодой человек, Алексей, как вас по батюшке?
– Владимирович, – откликнулся он.
– Вы молоды и в супружеской жизни неопытны. Когда и кого останавливала ветреность супруги? Это, так сказать, правила великосветские, в которых мы живем. Думается, что причина не в этом… Далеко не в этом.
– А в чем? – спросил он и чуть не споткнулся. – К сожалению, не имею ни малейшего представления…
– Вы совершенно правильно указали, что Амалия имела романы – факт общеизвестный. Она вращалась в обществе – поклонники окружали ее, красивая женщина во главе такого вот салона – это всегда… Ну, вы понимаете?
– Да? – В вопросе Алексея прозвучало не то сомнение, то не размышление.
– Салон – это всегда штаб идей, интриг, слухов и сплетен, где успешно работают всякого рода лазутчики и осведомители, иногда и шпионы – радетели в пользу чужого государства, имеющего другие интересы в политической диспозиции.
Алексей прислушивался внимательно. Было все более и более захватывающе…
– Так и наша Амалия прекрасная… Чем не прикрытие для богатого, кхе-кхе, негоцианта… Слово какое – «негоциант», помилуйте, вместо купца… Все чем-то торгуют… Область тоже примечательная. Откуда этот наш Ризнич родом? Далмация. Близость к Венеции светлейшей, царице Адриатики… Понимаете, да?
Он ровным счетом ничего не понимал из этого разговора, если только – самую малость…
– Вы еще так молоды…
«Сейчас я его тресну, ей-богу!» – проскрежетал про себя Алексей.
– Когда вырастете, многое поймете про всякие тайные и явные общества, которые правят нашим миром… А про Амалию и Ризнича можно романы писать. Попробуйте… Вдруг когда-то мой совет пригодится…
* * *
Первое, что бросилось в глаза, – надменный вид хозяйки, словно она заранее отводила ему ничтожное место и даже не пыталась это скрывать.
Она его лорнировала и, кажется, смеялась.
– Как вы находите Петербург?
– Он прекрасен! – выпалил Алексей и почему-то покраснел.
– А женское движение суфражисток – приветствуете?
Боже помилуй, это к чему?
– Никак нет-с, – ответил он и покраснел вторично.
– И зря! За женщинами – будущее… Мы еще покажем свою силу. Вы меня понимаете, молодой человек? Вы женаты? А впрочем, вы слишком юны для этого. Чем занимаетесь?
– Учусь на философа.
Ему показалось, что Клейнмихель сейчас фыркнет.
– Ах, божечки мой, – сделала она в воздухе небрежный жест. – Все нонче, – манерно и по-простонародному растянула она слова, – стали философами. Гегель? Старина Кант?
– Никак нет. Ницше… Почитаю и наших. Например, Владимира Соловьева.
– Почитает он, а что вы в том понимаете?
– Понимаю, – сказал он почти басом.
– Это хорошо, – протянула она. Ей как будто бы доставляло удовольствие растягивать слова. И дразнить его. – Приходите к нам. Надеюсь, вам у нас понравится.
И глаза – словно проникают под кожу…
* * *
Он знал, что поделиться ему не с кем. Отец его не поймет, а между тем хотелось понять, что же все-таки происходит?
Москва. Наши дни
Через час Павел Рудягин вошел в офис «Клио». То, что он увидел, ему не понравилось. За компьютерным столом сидел высокомерный рыжий тип и смотрел на него с немым вопросом в глазах. Рядом девица, глаза у нее заплаканные. Очевидно, это та самая Анна, с которой он разговаривал. Других особ женского пола здесь не наблюдалось. Комната была небольшой, в ней витал запах кофе, аппетитно пахло гренками… Тут Павел понял, что он устал и не отказался бы от небольшого перекуса.
– Кофе? Чай? – спросил рыжий. И прибавил: – Василий Курочкин, директор историко-консультативного центра «Клио»
– А вы – Анна? – обратился к молодой женщине Павел.
– Да. Анна Рыжикова.
– Я понял.
Павел сел за стул и придвинулся поближе к столу. Достал лист бумаги, чтобы записывать показания.
– Я не услышал от вас ответа, вы будете чай или кофе?
– Пожалуй, кофе. Не успел зайти к себе пообедать, хотя дом находится недалеко.
Судя по взгляду Васи, тот сильно сомневался, что такой человек, как Павел, живет в центре Москвы. Но Павел за последнее время уже привык к такой реакции и относился к ней нормально, то есть не обращал внимания.
– У нас еще бутерброды остались! – встрепенулась девица. – С колбасой и анчоусами.
Анчоус – это, кажется, что-то рыбное. Или это креветки? Нет, есть он не станет.
– Только кофе, – уже более строгим тоном сказал Павел.
Девица опустила глаза.
– Рассказывайте, как и где вы познакомились с убитым Кириллом Морозовым?
– Как? – Пальцы его собеседницы сцепились между собой. – Собственно говоря, я знакома с ним недавно.
– Недавно – это сколько? – уточнил Павел.
– Три недели назад, когда я отдыхала в Турции, в последний день его отдыха мы и познакомились. Это была чистая случайность.
Здесь Павел внимательно посмотрел на Анну, словно решая в уме какую-то сложную задачу.
– И что дальше? О чем вы говорили? Каким вам показался Кирилл? Выказывал ли он какое-либо беспокойство?
Рыжикова метнула взгляд на босса, видимо, ожидая от него моральной поддержки.
– Разговор у нас шел о самых обычных вещах. О жизни, об отдыхе… такой курортный, ни к чему не обязывающий разговор.
– Он рассказал вам о месте своей работы?
– Да, сказал, что работает в Министерстве иностранных дел.
– В подробности по поводу работы вдавался?
– Нет.
Паша какое-то время записывал услышанное, потом снова посмотрел на Анну:
– Каким он вам показался?
– Каким? В общем – обычным. С ним было интересно и… легко, – после некоторой запинки прибавила она. – Приятный человек и собеседник.
«Легко» – вот, наверное, то магическое слово, которое распахивает женские сердца. Легко – это значит без особых проблем и сложностей. Никто никого не парит и не обременяет. Познакомились, переспали и разбежались.
– У вас были с убитым интимные отношения?
