– Зачем жениться, дарагой, неужели она тэбе так не дает? – кривляясь, спрашивал Игорь.
– Вы с Соней нормальная средняя советская интеллигенция, а у Оксаны в генах соединились пролетарии всех стран… – говорила Ариша. У нее была теория, что жениться надо в своем кругу, а то не успеешь оглянуться, как тебя уже без ложки едят.
КАК Левка дрожал от обиды, доказывал, что Оксана роскошная…
– Конечно, роскошная, кто бы спорил, роскошная самка… – сказал Игорь, – от нее животные флюиды исходят.
– Это в тебе говорят первобытные чувства – такая самка и не твоя, – гордясь, возразил Левка.
Оксана и всегда-то была недружественная, торчала в компании как большой палец. А с тех пор, как Танечка и Олежка родились, особенно стала равнодушной и даже недоброжелательной, – а за что ей любить других людей, они же не ее дети. А Игоря с Аришей за что любить или даже просто терпеть? Впрочем, Игорь с Аришей ее тоже не любили, – когда вспоминали о ее существовании.
Оксана настойчиво повторила:
– Мы рано спать ложимся.
– Да? А я не уйду, – ответила Соня и смахнула локтем сахарницу.
Соня покосилась на осколки сахарницы, и вдруг ей стало совсем легко. Ничего она здесь не склеит и не испортит, Левка уже сам себе все испортил.
– Оксана, ты такая напряженная, как будто это не я, а представитель вражеской стороны. Ты Левку выгнала, но меня-то тебе не за что выгонять. Дай мне лучше еще чаю.
Оксана пожала плечами, но чай налила, и что-то в ее лице открылось навстречу Соне. У Оксаны нет подруг, подумала Соня, она же сидела здесь неделю как зверь в клетке, и поговорить ей хотелось, но не с кем…
– Ты знаешь, что твой брат завел себе шлюху?.. – деревянным голосом сказала Оксана.
– Почему шлюху? – глупо спросила Соня. «Шлюха» – такое странное, несовременное слово… Наверное, в Оксане проснулись пещерные инстинкты…
На кухню подтянулись Танечка с Олежкой, встали около матери, как два солдатика в карауле;
– Как он мог с какой-то шлюхой, ты только посмотри, какие у него дети, – повела рукой Оксана.
– Папа нас на шлюху променял, – важно вступила Танечка. Ей льстило быть с мамой в одной взрослой команде.
– Папа нас не вырастил, а сам нашел себе шлюху, – подтвердил Олежка.
– Ты что, все с детьми обсуждаешь? – возмутилась Соня. Сейчас Оксана выметет ее поганой метлой из дома, ну и пусть! Какая же она пошлая, глупая, гадкая! Больше всего Соне хотелось сильно шлепнуть Оксану… рукой, или можно, к примеру, чайником, или сахарницей. Ах да, сахарницу она разбила…
Оксана упрямо закусила губу:
– Дети должны знать, что их отец делает.
– Ох, нет! Ты… ты… как ты можешь, они же и Левкины дети тоже!
На эти слова скривился и всхлипнул Олежка, и, ненавидя себя, а заодно и Оксану с Левкой, Соня забормотала:
– Оксаночка, но я же на твоей стороне, честное слово! Я же тоже не хочу, чтобы мой брат… со шлюхой… Ты сама подумай – он от тебя не уходит, значит, хочет быть с тобой, с детьми, не променял тебя на… на шлюху. Он тебя любит, с кем не бывает…
– Нет, – вдруг холодно сказала Оксана, – нет. Не прощу. Ты только подумай – я нашла у него в кармане фотографию, на которой он, отец моих детей, с этой шлюхой…
– Ой! – сказала Соня, заметив вытянувшуюся от любопытства мордочку Танечки и локтем сдвигая со стола чашку. – Прости, опять разбила!.. А давай… еще чаю выпьем, а?..
Оксана встала у окна: белая, большая, красивая – как холодильник.
– Вот скажи, ты бы простила? – бесстрастно спросила Оксана. – ТЫ ПРОСТИЛА БЫ СВОЕГО МУЖА? Если бы увидела такое?
Соне вдруг стало противно – в конце концов, Левка в сорок лет мог бы и не рассовывать по карманам свои интимные фотографии. Она представила, как она сама вытаскивает из кармана смятую фотографию, расправляет, смотрит и не верит своим глазам – ЧТО ЭТО? – и опять смотрит, и вдруг узнаёт своего мужа…
– Ох, нет. Я бы не простила, – Соня в ужасе потрясла головой и твердо добавила: – Ни за что не простила бы. НИ ЗА ЧТО. Ты тоже не прощай.
Левка уже два часа стоял внизу, стоял, грея под курткой букетик в гофрированной желтой бумаге, и смотрел на свои окна. Он ужасно замерз, но не хотел садиться в машину, – ему казалось, что если он будет ждать здесь, под окном, и мерзнуть, то Оксана его простит. Представлял, что там происходит. Как Соня вошла, как Оксана бросилась затирать грязные следы мокрой тряпкой…
– Ты целый день на работе, – говорила Оксана, – а мне с детьми погулять надо, накормить их надо, пол протереть мокрой тряпкой надо…
Эта ее тряпка…
– Оксана, пойдем в гости?.. Оксана, пойдем спать?.. Оксана, Оксана…
– Не могу, мне еще пол протереть мокрой тряпкой… Оксана – героическая женщина, ей ничего не хотелось для
себя, только для детей. Танечка и Олежка прежде всего ее дети, а уже потом его. Оксана – генерал: доложи, что сделал по вверенной тебе семье. И он, ефрейтор, отчитывается.
Нет, все-таки Оксана – героическая женщина, растит двоих детей. Но… сколько их, героических с двумя детьми, в этом районе, в этом доме, бегают через пустырь… Так почему именно Оксана?..
Она все делала очень значительно – стирала, кормила детей, протирала пол этой своей тряпкой. И любая мелочь, любой детский анализ мочи превращался для нее в важное событие – не то чтобы ребенок просто пописал в баночку, а он просто отнес через пустырь и поставил баночку на покрытый рыжей клеенкой стол, а событие дня…
У нее оказалось множество простых, определяющих распорядок жизни правил: Новый год – семейный праздник, на собрание в школу должен ходить отец, в субботу – рынок, уборка, обед как кульминация дня, вечером кино по телевизору. Это не была борьба или война, в войне снуют маленькие победки от одного к другому, здесь же была не война, а мирное наступление Оксаны на его жизнь… РАДИ ДЕТЕЙ. Единственное его право – уходить раз в неделю развлекаться одному, и то лишь потому, что Оксане ничего, кроме ее мирка, не нужно… Она не понимала, зачем гости, зачем ходить к Игорю, тратить деньги на цветы, коньяк? Ну и он ходил один, и был там один, – не считая девушек, хороших и разных.
И вот так глупо, небрежно забыть фотографию в кармане… пошло, как в дурном сериале…
Левка курил последнюю сигарету в пачке. Он имел право на девушек, хороших и разных, давно уже имел! Их сексуальная жизнь давно уже… Они давно уже спали в разных комнатах, Оксана с Танечкой, он с Олежкой. Квартира двухкомнатная, дети разнополые…
Дети разнополые, а они с Оксаной однополые. Эта озабоченная женщина-генерал не слишком часто хотела, чтобы с ней спал младший командный состав. Даже пока дети не родились, Оксана любила его за мелкие хозяйственные провинности на диванчик отложить, а теперь… если отнять дни, когда Оксана была нездорова и дети болели, то оставался секс в месяц раза два. Тихий такой секс, скромный.
