18:37. Тело шведа только что унесли два проводника из другого вагона. На ковровом покрытии остались несколько капель крови, вытекшей из носа Улофа – результат удара о стол. Смерть была зафиксирована официантом, который говорит на английском, и Донгмей. Донгмей беззвучно плачет, Сюин пытается ее успокоить, тоже молча. Дараз стоит рядом с Кирилловым, который меланхолично составляет на столе фигуры из зубочисток. Кажется, что Дараз смотрит на плачущую Донгмей, но, если присмотреться, можно понять – взгляд его устремлен в противоположное окно, за которым уже почти совсем темно, потому картинка получается смешанная: то, что за стеклом, плюс отражение того, что происходит внутри вагона-ресторана. Чен стоит рядом с Сюин, но никаких попыток утешить Донгмей не предпринимает; он следит за официантом с асимметричными морщинками, который возится за стойкой бара. Порой официант поднимает голову, встречается взглядом с Ченом и, кажется, кивает ему. Володя, похоже, совершенно потерял присутствие духа: как арестованный бандит в популярном сериале, он переводит выпученные глаза с одного человека на другого, с одного предмета на другой. Кириллов сгребает зубочистки и аккуратно укладывает их обратно в пластмассовый футляр, который ставит на середину стола. Он глотком допивает вино, встает и идет к туалету. Закрыв дверь, Кириллов расстегивает ширинку и справляет малую нужду. Потом моет руки и споласкивает лицо. В тот момент, когда он утирается бумажным полотенцем, поезд тряхнуло, отчего за спиной Кириллова приоткрывается небольшая дверца в противоположной умывальнику стене туалета. За дверцей скрывается комбинация труб, вентили и небольшая табличка с инструкцией на китайском языке. Кириллов замечает, что за трубами, между ними и задней стенкой, что-то спрятано. Не без брезгливости он просовывает туда свежевымытую руку и достает большую металлическую фляжку, туловище которой обтянуто материей в клеточку шотландских цветов. Кириллов отвинчивает крышку и нюхает, потом он трясет фляжку. Фляжка пуста. Из нее пахнет виски. Кириллов закручивает крышку, осторожно ставит фляжку на место, прикрывает дверцу, споласкивает испачканную руку, вытирает ее и возвращается в вагон-ресторан. Как раз вовремя. Пришел представитель компании «Древний Путь». Сейчас он сделает объявление. Он становится у буфетной стойки, а пассажиры Поднебесного Экспресса окружают его. Да, мы же чуть не забыли: все это время Стивен Финкнотл сидит за своим столом и читает книгу. Впрочем, сейчас поднялся и он.
8
– Да, Питер, я пересел к вам. Не против? Но только на этот вечер, не бойтесь. Думаю, вашей юной китайской соседке сегодня уже не потребуется вино, или брэнди, или их местная гадость. Просто довольно странно сидеть между двумя пустыми стульями, а ведь еще вчера вечером, сутки назад они были заняты живыми людьми. Давайте я вас угощу? Что вы будете?
– Спасибо. Наверное, виски, что там у них? ОK, пусть будет Johnnie Walker. Кажется, он и доконал бедного шведа.
– Что вы имеете в виду?
– Ах да, я же только представителю компании это сказал, даже Донгмей не рискнул. Улоф припрятал вот в этом туалете, здесь, в ресторанном, не в спальном вагоне, флягу, ну и наведывался туда время от времени, чтобы невеста не ругала. Я случайно нашел пустую фляжку за какими-то там трубами, пахнет виски. Вопрос в том, где он его брал.
– Ну какая теперь уже разница? Если кому нужно, спросят. Если нет, так нет.
– Вы сохраняете чисто буддическое спокойствие, Стив. Я все хочу выразить вам свои соболезнования по поводу Чжэн, но никак не рискну.
– Так высказывайте же, черт возьми! Что мне остается делать в этой ситуации, как не сохранять спокойствие? Краснорожий английский старик, изгнанный из страны, которую он в каком-то смысле любил, где он нашел подругу, к которой не был совсем равнодушен, а вот теперь и подруги тоже нет. Ничего нет. Это и есть буддизм.
– Боже, как изгнанный? Кем? Я видел, вы без происшествий приехали к отправлению сами, безо всякой полиции. И пограничника прошли спокойно, ну хорошо, относительно спокойно, он что-то там в ваших паспортах не понимал.
– Да, но за два дня до отъезда меня вызвали в какую-то их контору, не помню названия, мы с Чжэн ездили, и неофициально предупредили, что это мой последний визит в страну. Им не понравилась моя предыдущая книга о Китае; был даже небольшой скандал, они пытались заставить издательство книгу не печатать, а когда те напечатали, заблокировали их сайт, а потом начали давить на Амазон, чтобы он убрал ее из продажи. Амазон плевать хотел, он все равно книг в Китай не доставляет. В общем, история вышла довольно громкая, о ней писали в нашей прессе, потом забыли. Я думал, что и в Китае забыли. Но нет. Чтобы не привлекать внимания ко мне и моей книжке, они дождались, когда я сам собрался уезжать – и тут предупредили, что не вернусь сюда никогда. И на том спасибо. Материал для новой вещи я собрал, а больше, наверное, и не буду писать. Сколько можно?
– Но они разрешили Чжэн ехать с вами.
– Да, и она знала, что вряд ли вернется в Китай, по крайней мере, пока я не умру. У Чжэн были большие планы на Британию, некий сильно денежный проект, она вообще преувеличивала возможности нашей с вами, Питер, страны. Признайтесь, вы ведь когда собирались туда перебираться, тоже преувеличивали? Только честно!
– Похоже на то… Ох, сто лет не пил Johnnie Walker, отвык совсем. Вообще-то я ни разу не видел в Британии, чтобы его заказывали. Вот в советских фильмах про заграницу – да! И Ballantine’s, конечно. Первый наверняка из-за картинки, отличная же. Второй – бутылка красивая, таких в СССР не было. Но, конечно, да, преувеличивал, не то чтобы я предвкушал старую добрую Англию лужаек и всего такого, нет, я думал Британия универсальнее, что ли, разнообразнее, шире, все-таки бывшая империя, без этого деревенского убожества, когда все ненавидят чужаков и соседей. Да, я ехал в страну Оруэлла, и панка, и всякой другой музыки, и отличного искусства, и Исайи Берлина, конечно, а не «Возвращения в Брайдсхед» и Аскота. А попал в Little Britain, не England, нет-нет, именно Britain. У нас хорошо, мне нравится, но если не делать деньги, то непонятно, что делать – да и на что жить тоже. Вот я и кочую с заездами домой, прийти в себя, попить скучного эля, поесть индийской еды в Уайтчэпел, порыться у букинистов. А потом свалить куда-нибудь за деньгами и за жизнью.
– Вы, Питер, британцем стали настоящим. Настоящие и есть те, кто не может на острове долго высидеть, но иногда возвращается ненадолго. Или надолго. Или – редко – навсегда. Я возвращаюсь последние 35 лет с разным успехом, а сейчас, как выяснилось несколько дней назад, навсегда. Я, кстати, про похожего типа сейчас книгу читаю. Наверняка вам не попадалось это имя – Артур Гастингс.
– Нет. Топоним знаю, печальный для истинного англосакса, не так ли? Да и имя с претензией, просто король Артур. Но про персонажа такого не слыхал.
– Пока мой приятель не написал его биографию, никто Гастингса и не помнил, проскользнул, так сказать, почти незамеченным в истории – а любопытный ведь человек. Я сначала неохотно взялся, автор попросил рецензию написать, но потом увлекся. А нынче вообще единственное утешение для меня. Думал, музыка поможет, но нет, Шуберт кажется глупым, Малер пошлым, а Шостакович – каким-то сталинским бюрократом. Остальных я и не люблю.
