Изображённый в «Территории» Чинков, вероятнее всего, получил свою фамилию по созвучию с родовым именем Инковых – полярными мореходами, первопроходцами и робинзонами, вошедшими в сознание Куваева как напрямую, через многократные упоминания в арктиковедческой научной литературе, так и косвенно, посредством приобщения в детстве к роману Зиновия Давыдова. Во всяком случае, уподобление Чинкова Инкову выглядит куда более убедительно хотя бы с фонетической точки зрения, чем установление равенства между Чинковым и Чешковым.
Между тем индивидуальность человека определяется не фамилией. Мы можем слышать в словах «Инков» и «Чинков» что угодно – чинность, иночество, подчинение, чинопочитание, учинение, зачин, починку и т. д., но даже в своей совокупности элементы этого ассоциативного ряда не складываются в характер Ильи Чинкова – первооткрывателя чукотского золота. Подлинные его истоки – не в корнях и звуках русского языка, а в тех сферах действительности, которые охватывают реальную жизнь, с одной стороны, и её отражение в искусстве – с другой. Пращуром Чинкова по первой линии был, как уже говорилось, Николай Чемоданов. Но в образе Чинкова есть и «гены», которые достались ему по наследству от героев прежних куваевских произведений. Главным их поставщиком должен быть по праву назван геолог Макавеев из рассказа «Анютка, Хыш, свирепый Макавеев» (1962). Этот персонаж исполняет обязанности начальника партии, занимающейся поиском молибдена на Чукотке. Даже внешностью Макавеев напоминает Чинкова. Читая, как «по чугунному макавеевскому лицу» ползли капли дождя, мы не можем не вспомнить и лицо Чинкова, «тоже тёмное, чугунного цвета» (к эпитету «чугунный» Куваев вообще был неравнодушен, о чём, в частности, свидетельствует его использование при создании портрета чукчи Анкарахтына – главного героя рассказа «ВН-740»). Демонстрируя абсолютное спокойствие перед взбунтовавшимися подчинёнными, Макавеев «стоит идолом». Словно вторя этому, Чинков в своем рабочем кабинете восседает в «позе разбухшего идола» (таким же «идолом застыл на корме» своей лодки меднолицый Витька из рассказа «Здорово, толстые!»). В глазах поисковиков Макавеев выглядит «огромным, как Будда», за Чинковым же прозвище Будда закрепилось давно и прочно. Сближают Макавеева и Чинкова жёсткость характера, готовность ни перед чем не останавливаться ради достижения поставленной цели, ярко выраженная харизма и неоднозначность совершаемых поступков, не укладывающихся целиком либо в рубрику «плохо» («безнравственно»), либо в рубрику «хорошо» («нравственно»).
Со временем к «территориальному» отражению реального Чемоданова и литературного Макавеева добавились и киношные двойники. В первой экранизации романа «Территория» (1978) Будду сыграл Донатас Банионис, во второй (2014) – Константин Лавроненко. Была ещё радиопостановка Якова Губенко 1976 года, в которой Чинков получил выразительный голос Евгения Евстигнеева, и спектакль «Риск» московского театра «Современник» (1984), где роль Будды исполнил Геннадий Фролов. Трудно уже в это поверить, но в описываемые Куваевым времена «звёздами» были и сами геологи – не хуже Баниониса с Лавроненко.
В фигуре «простого и упрямого» молодого съёмщика Сергея Баклакова Куваев изобразил геолога Василия Белого (1929–2009). Он окончил один с Куваевым институт, тоже увлекался лыжами и альпинизмом. Был распределён в Дальстрой и направлен в Певек. Занимался рекогносцировочным картированием неисследованных площадей Чукотки, закрыв обширные белые пятна на геологической карте. В 1959 году перевёлся в Магадан, в Центральную комплексную тематическую экспедицию СВГУ, в 1966-м перешёл в СВКНИИ, где стал доктором наук, заведовал лабораторией палеовулканологии. С 1998 года жил под Москвой. «Правоверным геологом» называл Белого в письмах Куваев. Таким он и сам когда-то собирался стать, не признавая ничего, кроме учёбы и спорта. Следует заметить, что Куваев дал Баклакову собственную дочукотскую (и не только) биографию, сделав того вятским, что сбило с толку и Белого, и других: многие решили, что Баклаков – это сам Куваев. Писатель пояснял: «Он (Белый. – Примеч. авт.) действительно был прост и упрям… Прототипом Баклакова является именно он, а не О. Куваев. Просто я не знал его детства и посему вынужден был прицепить часть биографии своей и знакомых мне биографий. Но Баклаков взят именно с В. Ф. Белого». «Простым советским фанатиком», обладающим упрямством забивающей сваю чугунной бабы и занятым лишь «мускулатурой и геологией», называет Баклакова его приятель Гурин.
Главный инженер, впоследствии начальник центрального геологического управления в Городе (расположенное в Магадане ГРУ Дальстроя и наследовавшее ему СВГУ) «Котя» Робыкин, как сказано выше, – Израиль Драбкин (1907–1971). В 1935 году после окончания Ленинградского горного института он прибыл на Колыму. С 1939-го – главный геолог Сеймчанского, а с 1940-го – Верхне-Колымского райГРУ. С 1948-го – замначальника ГРУ ДС, главный геолог и главный инженер управления. С 1957 года – главный инженер СВГУ, с 1959-го – начальник.
Владимир Монголов, начальник Восточной поисковой партии, должностью и фамилией созвучен с Василием Китаевым, но Куваев признавался, что сам он Китаева «в глаза не видел», а слышал о нём «сплошные пакости». В романе Монголов – человек в высшей степени достойный, бывший горняк, фронтовик-артиллерист и кадровый офицер. С реальным Китаевым, который, по словам Чемоданова, «до приезда на Чукотку <…> занимался инженерными изысканиями на железнодорожном транспорте», он вряд ли имеет много общего.
Прораб-промывальщик по штатному расписанию и адъютант Чинкова по сути Клим Алексеевич Куценко по прозвищу Скарабей – тот самый гений шлиха и лотка Алексей Власенко (только у книжного Куценко «неиспорченная анкета» и, более того, своих украинских родственников он обзывает «бендеровцами»).
Насколько нам известно, прозвище Куценко в «куваеведении» ещё никем не объяснялось, поэтому есть смысл уточнить, чем оно мотивировано. Самое простое объяснение дано самим Куваевым в тексте «Территории». Писатель отмечает: «Куценко был широк корпусом, со стриженым затылком, жёстким чубом и действительно напоминал жука в брезентухе и сапогах». Казалось бы, комментарии здесь не требуются: Куценко получил свою кличку из-за внешнего сходства с жесткокрылым пластинчатоусым насекомым.
Но, выступая по отношению к промывальщику Куценко в роли ономатета – установителя имён и кличек, автор «Территории», несомненно, подбирал такую из них, которая воплощала бы в себе сущностные черты персонажа. И прозвище Скарабей с этой функцией справляется, причём вовсе не потому, что в нём содержатся отсылки к внешнему виду и наклонностям Куценко. Уподобление гениального промывальщика Скарабею связано с главным объектом «Территории» – золотом.
Куваеву наверняка было известно, какую роль играл Скарабей в мифологических представлениях древних египтян, почитаемый ими в качестве символа солнца. Как дневное светило движется по небосклону с востока на запад, так и Скарабей, верили они, перекатывает в том же направлении навозный шар. Амулеты, изображавшие Скарабеев, делали из разных материалов: зелёного базальта, зелёного гранита, зелёного мрамора, известняка, голубой глины, вулканического стекла, глазированного фаянса. Нефритовые амулеты, как правило, оправляли в золото.
